Эрих Ремарк - Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса]

— Вот теперь можно начинать! Охота на зайцев!

Огонь уже вздымался мощными столбами. Сквозь рев эсэсовцев слышны были крики заключенных. Открылась дверь соседней секции. Из нее посыпались люди. Рты их напоминали огромные черные дыры. Затрещали выстрелы. Никто не ушел дальше порога. Они лежали перед входом, конвульсивно подрагивая, словно куча полураздавленных пауков.

До этого 509-й лежал неподвижно, словно окаменев. Теперь же он осторожно выпрямился. На фоне пламени он отчетливо увидел силуэты эсэсовцев. Он увидел Вебера, который стоял, широко расставив ноги. «Спокойно… — сказал он себе самому, дрожа всем телом, всем своим существом. — Спокойно! Все по порядку». Он достал из-под рубахи револьвер. На несколько секунд до него донеслись сквозь пьяный рев эсэсовцев и гудение огня крики заключенных. Это были отчаянные, нечеловеческие крики. Не раздумывая, он прицелился Веберу в спину и нажал на спусковой крючок.

Он не слышал выстрела среди других выстрелов и не видел, чтобы Вебер падал. И вдруг ему пришло в голову, что он не почувствовал отдачи при нажатии на спуск. Ему словно ударили молотком в самое сердце. Пистолет дал осечку.

Он не замечал, что прокусил себе губу. Сознание бессилия обрушилось на него, словно ночь. Он все кусал и кусал свои губы, чтобы не провалиться в черный туман. Отсырел, наверное. Все, теперь это — кусок железа. Слезы, привкус соли на губах, ярость, последнее прикосновение руки к гладкому металлу, без всякой надежды, — и вдруг спасительное чудо! Дрожащие пальцы наткнулись на крохотный рычажок, поддавшийся их нажиму: пистолет не был снят с предохранителя.

Ему повезло. Никто из эсэсовцев не оборачивался. Они не ожидали никакой опасности с этой стороны. Они стояли и что-то кричали, держа под обстрелом двери барака. 509-й поднес револьвер к глазам и убедился, используя пляшущие отблески огня на черном металле, что теперь он снят с предохранителя. Руки его все еще тряслись. Он прислонился грудью к куче трупов, уперся в нее локтями, чтобы удобнее было стрелять. Потом прицелился обеими руками. Вебер стоял примерно в десяти шагах от него. 509-й несколько раз вдохнул, после этого задержал дыхание, напряг руки, чтобы хоть на несколько секунд унять дрожь, и медленно согнул указательный палец правой руки.

Выстрела не было слышно. Но на этот раз он почувствовал сильную отдачу. Он выстрелил еще раз. Вебер дернулся вперед, изумленно полуобернувшись, и упал на колени. 509-й продолжал стрелять. Он целился во второго эсэсовца с ручным пулеметом. У него уже давно кончились патроны, а он все еще продолжал нажимать на курок. Эсэсовец с пулеметом так и не упал. 509-й постоял с минуту, расслабив руку, сжимавшую пистолет. Он ожидал, что его тут же расстреляют. Но из-за шума и пальбы никто ничего не заметил. Он опустился на землю рядом с кучей трупов.

В это мгновение кто-то из эсэсовцев посмотрел на Вебера.

— Эй! — крикнул он. — Штурмфюрер!

Вебер стоял сбоку, чуть позади остальных, и они не сразу обратили на него внимание.

— Штурмфюрер! Что случилось?

— Да он ранен!

— Кто это умудрился? Кто из вас?

— Штурмфюрер!

Им не пришло в голову, что Вебера могла ранить не только шальная пуля.

— Черт побери! Какой же идиот…

Вновь затрещали выстрелы. На этот раз в рабочем лагере. Там видны были даже всплески дульного пламени.

— Американцы! — крикнул вдруг кто-то из эсэсовцев. — Сматываемся! Живо!

Штайнбреннер дал очередь в сторону уборной.

— Сматываемся! Направо! Через плац! — командовал кто-то. — Быстрее! Пока они нас не отрезали!

— А штурмфюрер?

— Мы же не можем тащить его с собой!

Всплески огня приближались со стороны уборной.

— Быстрее! Быстрее!

Эсэсовцы, отстреливаясь, бросились в обход горящего барака. 509-й поднялся и тяжело, спотыкаясь и падая, пошел к бараку.

— Выходите! Выходите! Они ушли! — крикнул он, распахнув дверь.

— Они еще стреляют!

— Это наши! Выходите! Выходите!

Он проковылял к следующей двери и попытался растащить в стороны лежавшие у порога тела.

— Выходите! Выходите! Они ушли!

Люди ринулись наружу, спотыкаясь о трупы у порога. 509-й на ощупь, по стенке, двинулся дальше. Дверь секции «А» уже горела. Он не мог подойти к ней. Он стоял и кричал сквозь шум и стрельбу; кусок горящего дерева с крыши упал ему на плечо, он повалился наземь, с трудом поднялся, качаясь из стороны в сторону, потом почувствовал сильный удар и пришел в себя уже на земле. Он попробовал встать, но не смог. Откуда-то издалека, как сквозь толщи воды, до него донеслись чьи-то крики, а люди, которых теперь вдруг стало так много, — не эсэсовцы, а заключенные, несущие мертвых и раненых, — казались совсем крохотными. Они спотыкались об него. Он отполз в сторону. Он ничего больше не мог сделать. Он вдруг почувствовал смертельную усталость. Ему не хотелось мешаться под ногами. Во второго он так и не попал. Может быть, и Вебера он только ранил. Все оказалось зря. Он проворонил свой шанс.