Константин Седых - Даурия

Приказ Семенова вызвал переполох и всякие кривотолки в Чите. Наводнявшие ее беженцы с запада стали спешно укладываться и уезжать в Маньчжурию.

Никто в это время не знал истинной подоплеки этого ошеломившего многих события. Узнав о нем из белогвардейских газет, партизаны горячо обсуждали загадочный факт. Многие из того, что Унгерн объявил свою дивизию партизанской, делали совершенно неправильный вывод. Они считали, что Унгерн обязательно перейдет на сторону красных. Сплошь и рядом партизаны не знали в ту пору истинного смысла слова «партизан». Оно для них значило то же самое, что «большевик» или «красный». В результате многие из них с нетерпением ждали, где и когда объявится наконец переметнувшийся к ним барон.

Этому нашумевшему исчезновению Унгерна предшествовало в Чите одно немаловажное событие. Произошло оно в один из знойных июльских дней. В тот день атамана Семенова в его городской резиденции удостоил тайного посещения командующий японскими войсками в Забайкалье генерал Оой в сопровождении начальника своего штаба.

После обмена приторно сладкими любезностями маленький и до смешного напыщенный Оой уведомил Семенова, что им только что подписан договор о перемирии с правительством Дальневосточной республики, созданной весной двадцатого года в Верхнеудинске по указаниям Ленина. Соблюдение этого договора, заявил он, обязательно и для войск атамана.

Эта новость потрясла и возмутила Семенова до глубины души. Всего полтора месяца назад по договоренности с Ооем он снял все свои части с Западного фронта и бросил их вместе с каппелевцами на партизан Восточного Забайкалья. В этом наступлении вели воздушную разведку противника японские аэропланы. Не имея возможности маневрировать скрытно своими силами, партизаны отступили и оказались зажатыми с трех сторон в таежных дебрях Нижней Аргуни.

– Ваше превосходительство! – воскликнул обманутый и оскорбленный атаман, осуждающе глядя прямо в скуластое, с седыми, аккуратно подстриженными усиками лицо генерала. – Как же это так? Я ничего не понимаю. Вы отлично знаете, что моими войсками одержан крупный успех. Красные загнаны в глухую безлюдную тайгу и блокированы там. Они находятся на краю гибели. У них нет ни продовольствия, ни боеприпасов. Не пройдет и месяца, как мы возьмем их голыми руками.

– Ерунда! – сердито огрызнулся Оой. – Ваше наступление ничего не изменит. В тылу у партизан теперь Красная Амурская область. Оттуда им шлют помощь, туда они эвакуируют своих раненых и больных. Нельзя покончить с ними в таких условиях.

– На этот раз их не спасет никакая помощь, – запальчиво возразил Семенов. – Они уже начали разбегаться. Целый полк у них ушел на китайскую сторону.

– Все это так, все верно! – перебил его Оой и нетерпеливо пристукнул саблей о паркетный пол. – Но все дело в том, что наше императорское правительство изменило свои планы. Скоро наши войска начнут покидать Забайкалье, и мы считаем своим долгом предупредить вас об этом. Не стройте же себе никаких иллюзий.

Мясистое лицо Семенова сделалось красным от прихлынувшей крови, исказилось от страха.

– Но, ваше превосходительство! Это невозможно. Этого никак нельзя допустить. Я отказываюсь просто понимать вас. Бросить в такую минуту мою многострадальную армию, вашу верную союзницу… Да ведь это же… Это же уму непостижимо!..

– Слишком много громких слов. Ничего непостижимого в этом нет. Весенние бои с Красной Армией, когда мы вмешались и спасли Читу, показали, что мы здесь недостаточно сильны даже при наличии таких доблестных союзников, как вы и каппелевцы. Мы отбили первый натиск. Но он может повториться. Советская Россия одержала победу в войне с белополяками, и ничто не помешает ей обрушиться на нас всей своей мощью. Тогда, при наличии партизанских корпусов в тылу, нам не выбраться отсюда живыми.

– Но что же будет теперь с Забайкальем? Что будет со всеми, кто приветствовал вас и дрался с вами бок о бок?

– Мы будем молиться за них, – пообещал, состроив скорбные глаза, Оой. – А лично вы можете перебраться во Владивосток и оттуда продолжать свое возрождение России. Тем более что из Приморья нас не заставит уйти никакая сила.

– Но барон Унгерн ни за что не пойдет туда…

– Ему и не надо идти туда. Он, с вашего разрешения, пойдет совсем в другую сторону. В самое ближайшее время он направит свой путь в Монголию. Так угодно императорскому правительству. Вы имеете что-нибудь возразить?..