Рюноскэ Акутагава - В стране водяных

Вопрос: Легко ли кончать самовоскрешением?

Этот вопрос призрак Токка парирует вопросом. Такая манера Токка известна всем, кто знал его при жизни.

Ответ: А легко ли кончать самоубийством?

Вопрос: Духи живут вечно?

Ответ: Относительно продолжительности нашей жизни существует масса теорий, и ни одна из них не внушает доверия. Не следует забывать, что и среди нас есть приверженцы различных религий – христиане, буддисты, мусульмане, огнепоклонники.

Вопрос: А какую религию исповедуешь ты?

Ответ: Я всегда скептик.

Вопрос: Но в существовании духов ты, по-видимому, все же не сомневаешься?

Ответ: В существовании духов я убежден меньше, чем вы.

Вопрос: Много ли у тебя друзей в этом твоем мире?

Ответ: У меня не меньше трехсот друзей во всех временах и народах.

Вопрос: Все твои друзья – самоубийцы?

Ответ: Отнюдь нет. Правда, например, Монтень, оправдывающий самоубийства, является одним из моих наиболее почитаемых друзей. А с этим типом Шопенгауэром – этим пессимистом, так и не убившем себя, – я знаться не желаю.

Вопрос: Здоров ли Шопенгауэр?

Ответ: В настоящее время он носится со своим новым учеником пессимизме духов и выясняет, хорошо или плохо кончать самовоскрешением. Впрочем, узнав, что холера тоже инфекционное заболевание, он, кажется, немного успокоился.

Затем мы, члены комиссии, задали вопросы о духах Наполеона, Конфуция, Достоевского, Дарвина, Клеопатры, Сакья Муни, Данте и других выдающихся личностей. Однако ничего интересного о них Токк, к сожалению, не сообщил и, в свою очередь принялся нам задавать вопросы о самом себе.

Вопрос: Что говорят обо мне после моей смерти?

Ответ: Какой-то критик назвал тебя «одним из заурядных поэтов».

Вопрос: Это один из обиженных, которому я не подарил сборника своих стихов. Издано ли полное собрание моих сочинений?

Ответ: Издано, говорят, почти не раскупается.

Вопрос: Через триста лет, когда исчезнет понятие об авторском праве, мои сочинения будут покупать миллионы людей. Что стало с моей самкой и подругой?

Ответ: Она вышла замуж за господина Ракка, хозяина книжной лавки.

Вопрос: Бедняга, она, должно быть, еще не знает, что у Ракка вставной глаз. А мои дети?

Ответ: Кажется, они в государственном приюте для сирот.

Некоторое время Токк молчит, затем задает следующий вопрос.

Вопрос: Что с моим домом?

Ответ: Сейчас в нес студия фотографа какого-то.

Вопрос: А что с моим письменным столом?

Ответ: Мы не знаем.

Вопрос: В ящике стола я тайно хранил некоторые письма… Но вас, господа, как занятых людей, это, к частью, не касается. А теперь в нашем мире наступают сумерки, и я вынужден проститься с вами. Прощайте, господа, прощайте. Прощайте, мои добрые господа.

При этих последних словах госпожа Хопп внезапно вышла из состояния транса. Мы все, семнадцать членов комиссии, перед лицом бога небесного клятвенно подтверждаем истинность изложенной беседы. (Примечание: наша достойная всяческого доверия госпожа Хопп получила в качестве вознаграждения сумму, которую она выручала за день в бытность свою актрисой)».

После того, как я прочитал эту статью, мною постепенно овладело уныние, я больше не хотел оставаться в этой стране и стал думать о том, как вернуться в наш мир, мир людей. Я ходил и искал, но так и не смог найти яму, через которую когда-то провалился сюда. Между тем рыбак Багг однажды рассказал мне, что где-то на краю страны водяных живет в тишине и покое один старый каппа, который проводит свои дни в чтении книг и игре на флейте. «Что, если попробовать обратиться к этому каппе? – подумал я. – Может быть, он укажет мне путь из этой страны? – подумал я.» И я тут же отправился на окраину города. Но там, в маленькой хижине, я увидел не старика, а каппу-юношу, двенадцати или тринадцать лет, с еще мягким блюдцем на голове. Он тихонько наигрывал на флейте. Разумеется, я решил, что ошибся домом. Чтобы проверить себя, я обратился к нему по имени, которое мне назвал Багг. Нет, это оказался тот самый старый каппа.

– Но вы выглядите совсем ребенком… – пробормотал я.

– А ты разве не знал? Волею судеб я покинул чрево своей матери седым старцем. А затем я становился все моложе и моложе и вот теперь превратился в мальчика. Но на самом деле, когда я родился, мне было, по крайней мере, лет шестьдесят, так что в настоящее время мне что-то около ста пятидесяти или ста шестидесяти лет.