Чарльз Диккенс - Дом с привидениями

Однако же сам Бенджамин относился ко всем этим планам весьма прохладно. Его послали в школу для приходящих учеников в соседнем городке — среднюю классическую школу, пребывавшую в том же глубочайшем небрежении, что и большинство подобных школ тридцать лет назад. Ни мать, ни отец Бенджамина почти ничего не смыслили в ученье. Все, что они знали (и что определило их выбор школы) — это то, что (во-первых) им не хотелось, буде на то есть хоть малейшая возможность, разлучаться со своим дорогим мальчиком и отсылать его в пансион; и что (во-вторых) его надо хоть чему-то учить, и что (в-третьих) сын сквайра Полларда посещал ту же Классическую Школу Хайминстера. И вправду, сын сквайра Полларда ходил в эту школу, как ходили туда и много прочих сыновей, обреченных в будущем приносить отцам лишь сердечную боль. Когда бы сия колыбель знаний не была бы столь безнадежно плоха, простодушный фермер и его жена, верно, поняли бы это куда как скорее. Но в той школе дети не только не учились ничему хорошему — они учились обманывать. Естественно, Бенджамин был слишком смышлен, чтобы не сделаться полнейшим разгильдяем, а если бы даже ему того и не хотелось, то в Хайминстерской Классической Школе не нашлось бы ровным счетом ничего, способного увлечь его мысли в другое русло. Однако на первый взгляд он становился все умнее и благовоспитаннее, все больше походил на прирожденного джентльмена. Когда он приезжал домой на каникулы, отец и мать гордились его изяществом и хорошими манерами, принимая их за доказательства его утонченности, хотя на деле утонченность эта вылилась в презрение к родителям за их простоватость и необразованность. К тому времени, как ему стукнуло восемнадцать — и он был отдан в учение клерком в адвокатскую контору в Хайминстере, поскольку наотрез отказался стать «неотесанным пахарем», как называл работящих честных фермеров вроде своего отца — лишь одна Бесси Роуз во всем доме была им недовольна. Четырнадцатилетняя девочка инстинктивно чувствовала, что с парнем что-то неладно. Увы! Прошло каких-то два года — и шестнадцатилетняя девушка боготворила саму его тень и не могла даже представить, что с таким сладкоречивым, красивым и добрым молодым человеком, как кузен Бенджамин, может быть что-то неладное. Ибо Бенджамин обнаружил, что легчайший способ умасливать родителей и вытрясать из них денежки на любые свои прихоти — это изображать полное согласие с их невинным замыслом и притворяться влюбленным в хорошенькую кузину Бесси. Тем более, что она ему вполне нравилась, отчего эта обязанность была отнюдь не такой уж неприятной. Но в те часы, что юный клерк проводил вдали от дома, он не считал нужным помнить о ее робких правах на него и напрочь выбрасывал девушку из головы. Письма, которые он обещал писать ей на неделе, пустячковые поручения, которые она просила исполнить — все это, по его мнению, не стоило его драгоценного внимания. И даже когда он был с Бесси, то ужасно злился, ежели она смела расспрашивать его, как он проводит время или с какими женщинами водит знакомство в Хайминстере.

Когда же ученичеству настал конец, Бенджамин замыслил ни много, ни мало, как на пару лет отправиться в Лондон — ничто другое его не устраивало. Бедный фермер Хантройд начал уже горько сожалеть о своих честолюбивых чаяниях вырастить сына Бенджамина джентльменом. Но теперь поздно было пенять на себя. И мать, и отец понимали это и потому не возроптали и ни словом не возразили, когда сын впервые заговорил об отъезде. Но Бесси сквозь слезы заметила, что тем вечером ее дядя и тетя казались необычно утомленными и долго сидели рука-в-руке у камелька, праздно глядя на яркие языки пламени, точно видя среди них картинки того будущего, какое раньше рисовали себе в мечтах. Бесси сновала вокруг, убирая со стола и гораздо больше обычного гремя посудой — словно шум и суета могли помочь ей сдержать рыдания — и, бросив один зоркий взгляд на Натана и Хестер, старалась больше не смотреть в их сторону, боясь, как бы при виде их опечаленных лиц у самой нее не хлынули бы слезы из глаз.

— Присядь, девочка, присядь. Придвинь табуретку к камину и давай-ка потолкуем о планах нашего мальчика, — наконец промолвил Натан, выходя из своего забытья. Бесси присела к огню и, набросив на лицо передник, склонила голову на руки. Глядя на своих женщин Натан видел, что вот-вот не одна, так другая разразится слезами, и поспешил заговорить, надеясь предотвратить приступ горя.

— Тебе уже приходилось слышать об этом безумии, Бесси?