Чарльз Диккенс: Лавка древностей

Но вот старик вздохнул и, повернувшись ко мне, воскликнул, словно мы с ним и не прекращали нашего разговора: — Как же вы можете попрекать меня, что я мало думаю о ней!

— Не надо принимать так близко к сердцу мои слова, ведь это было сказано по первому впечатлению, — ответил я.

— Да… — задумчиво проговорил он, — да… Пойди сюда, Нелл.

Девочка подбежала к деду и обняла его за шею.

— Ведь я люблю тебя, Нелл? — спросил ее старик. Скажи, люблю я тебя или нет?

Вместо ответа она приласкалась к нему, — детская головка нежно припала к его груди.

— Почему ты плачешь? — Он привлек ее к себе и перевел взгляд на меня. — Тебе обидно, что я сомневаюсь в этом? Ну, полно, полно! Стало быть, так и будем знать: я очень люблю мою Нелл.

— Любишь! Конечно, любишь! — проникновенным голосом сказала она. — Кит тоже это знает.

Кит, который с невозмутимостью фокусника заглатывал с каждым куском хлеба две трети ножа, приостановился на минутку и оглушительно рявкнул: «Какой же дурак этого не знает!» — после чего отправил в рот сразу целый сандвич, лишив себя всякой возможности продолжать дальнейший разговор.

— У нее сейчас ничего нет, — продолжал старик, поглаживая внучку по щеке. — Но повторяю: не далеко то время, когда она будет богата. Я давно жду этого, очень давно, и дождусь. Непременно дождусь! Есть люди, которые только и знают, что кутят, сорят деньгами направо и налево, а счастье само бежит к ним в руки. Когда же оно придет ко мне!

— Дедушка, я и так счастлива, — сказала Нелл.

— Вздор, вздор! — остановил ее старик. — Ты еще ничего не понимаешь, да и где тебе понять! — И он забормотал сквозь зубы: — Наше время придет, обязательно придет. Может даже, чем позже, тем лучше. — Потом вздохнул и, не отпуская от себя девочку, снова погрузился в задумчивость. До полуночи оставались считанные минуты, я встал, собираясь уходить, и этим вывел его из оцепенения.

— Подождите, сэр… Кит! Как же так! Двенадцать часов, а ты все еще здесь! Беги, беги домой! А завтра утром, смотри, не опаздывай, ты мне понадобишься. Ну, спокойной ночи! Нелл, простись с ним, пусть уходит.

— Спокойной ночи, Кит, — сказала она, и глаза ее засветились лаской и весельем.

— Спокойной ночи, мисс Нелл, — ответил мальчик.

— И поблагодари этого джентльмена, — добавил старик. — Если бы не он, я, пожалуй, потерял бы свою маленькую Нелл.

— Нет, нет, хозяин! — сказал Кит. — Не годится так говорить!

— Почему? — удивился старик.

— Потому, хозяин, что уж я-то непременно бы ее нашел, если бы она только под землю не скрылась. Где-нигде, а нашел бы, в один миг! Ха-ха-ха!

Кит снова разинул рот, зажмурился и, пятясь задом, с громовым хохотом выскочил из комнаты.

Очутившись за дверью, он медлить не стал и живо убежал домой, а Нелли принялась убирать со стола. Старик воспользовался этим и снова обратился ко мне: — Вам, может, покажется, сэр, будто я недостаточно ценю то, что вы сделали сегодня, но это неверно. Мы с Нелли покорнейше и смиренно благодарим вас за все, а ее благодарность стоит больше моей. Мне бы не хотелось, чтобы вы ушли с мыслью, будто я не чувствую к вам признательности за вашу доброту и мало забочусь о своей внучке… Нет, сэр, это не так.

— То, что я видел, убеждает меня в противном, — сказал я и потом добавил: — Разрешите только задать вам один вопрос.

— Извольте, сэр, — ответил старик. — Спрашивайте.

— Неужели за этой девочкой, такой хрупкой, такой красивой и умненькой, никто не присматривает, кроме вас? Неужели у нее нет еще какого-нибудь друга, советчика?

— Она больше ни в ком не нуждается, — сказал он с тревогой глядя на меня.

— А не страшно ли вам брать на себя такую ответственность? Вдруг вы не справитесь с ней? Никто не сомневается в ваших благих намерениях, но отдаете ли вы себе отчет в том, как надо заботиться о столь нежной питомице? Я тоже старик, и, как и всякому человеку на склоне лет, мне особенно дороги существа юные, у которых впереди вся жизнь. Я с глубоким интересом наблюдал за вами обоими, но в то же время испытывал чувство боли.

— Сэр, — заговорил старик после минутного молчания. — Я не вправе обижаться на ваши слова. Действительно, иной раз ребенком можно счесть меня, а взрослой — ее. Вы сами в этом убедились. Но и во сне и наяву, днем и ночью, больной и здоровый, я пекусь только о ней. И как пекусь! Зная это, вы смотрели бы на меня совсем, совсем другими глазами… Нелегко мне, старику, живется, очень нелегко, но я вижу перед собой великую цель, и не отступлюсь от нее.