Чарльз Диккенс: Лавка древностей

— Да замолчи ты! — крикнул его приятель.

— Сэр! — обратился к нему мистер Свивеллер. — Прошу не перебивать председателя. Джентльмены! Обсудим, как обстоит дело. Вы видите перед собой милейшего старенького дедушку — произношу эти слова с чувством глубокого почтения к нему — и его непутевого внука. Милейший старенький дедушка говорит своему непутевому внуку: «Я растил и учил тебя уму-разуму, Фред. Я поставил тебя на ноги, а ты взял да и свихнулся, как это часто случается с молодыми людьми, и теперь больше ко мне не суйся». На что непутевый внук возражает ему следующее: «Вы, дедушка, из богачей богач и не так уж много на меня потратились. Деньги вы копите для моей маленькой сестрички, которая живет у вас в заточении, настоящей затворницей, и даже понятия не имеет об удовольствиях. Так почему бы вам не уделить ну хоть самую малость вашему взрослому внуку?» А милейший старенький дедушка отвечает и говорит, что он отнюдь не намерен раскошелиться с той охотой и с тем благодушием, которые производят столь выгодное и отрадное впечатление в человеке его лет. Более того! Он грозит при каждой встрече устраивать внуку головомойку, пилить его и всячески порочить. Итак, спрашивается: не прискорбно ли такое положение вещей и не лучше ли было бы почтенному джентльмену откупиться умеренной суммой и поладить на этом ко всеобщему удовольствию?

Произнеся эту торжественную речь, сопровождавшуюся выразительным помаванием рук, мистер Свивеллер вдруг сунул в рот набалдашник, очевидно для того, чтобы ни одним лишним словом не испортить впечатления от своего монолога.

— Боже мой, боже! — воскликнул старик и повернулся к внуку. — Зачем ты преследуешь и терзаешь меня? — 3ачем ты водишь сюда своих беспутных приятелей? Сколько раз мне повторять, что я бедняк, что жизнь моя полна забот и лишений?

— А мне сколько раз повторять, что это неправда? — сказал молодой человек, холодно глядя на деда.

— Ты избрал себе путь. Так следуй же этим путем. Оставь меня и Нелл в покое, мы с ней труженики.

— Нелл скоро будет взрослой девушкой, — возразил ему внук. — Под вашим влиянием она совсем отступится от брата, если он перестанет навещать ее хоть изредка.

— Смотри, как бы она не отступилась от тебя, когда тебе меньше всего захочется этого! — сверкнув глазами, воскликнул старик. — Смотри, как бы не настал день, когда ты будешь босой скитаться по улицам, а она проедет мимо тебя в пышной карете!

— А день этот наступит, когда ей достанутся ваши деньги? Послушайте, что он говорит, наш бедняк!

— И все-таки мы бедняки, — вполголоса, будто размышляя вслух, пробормотал старик. — И нам так трудно живется! Ведь все во имя ребенка, невинного, чистого… а удачи нет! Надейся и терпи! Надейся и терпи!

Эти слова были сказаны совсем тихо, и молодые джентльмены не расслышали их. Мистер Свивеллер, вообразив, что они служат выражением душевной борьбы, начавшейся под могучим воздействием его речи, ткнул приятеля тростью и, шепнув: «Проняло!» — потребовал процентов с ожидаемой поживы. Впрочем, когда ошибка обнаружилась, он немедленно осовел, надулся и стал намекать на то, что сейчас самое время удалиться, — как вдруг дверь отворилась и в комнату вошла Нелли.

По пятам за девочкой шел пожилой человек на редкость свирепого и отталкивающего вида и к тому же ростом настоящий карлик, хотя голова и лицо этого карлика своими размерами были под стать только великану. Его хитрые черные глаза так и бегали по сторонам, у рта и на подбородке топорщилась жесткая щетина, а кожа была грязная, нездорового оттенка. Но что особенно неприятно поражало в его физиономии — это отвратительная улыбка. По-видимому, заученная и не имеющая ничего общего с веселостью и благодушием, она выставляла напоказ его редкие желтые зубы и придавала ему сходство с запыхавшейся собакой. Костюм этого человека состоял из сильно поношенной темной пары, высоченного цилиндра, огромных башмаков и совершенно слежавшегося грязно-белого фуляра, которым он тщетно старался прикрыть свою жилистую шею. Его черные, с сильной проседью, волосы — вернее, жалкие их остатки были коротко подстрижены у висков, а на уши спадали сальными космами. Руки, грубые, заскорузлые, тоже не отличались опрятностью; длинные кривые ногти отливали желтизной.

Я успел заметить все эти подробности, так как они настолько бросались в глаза, что особой наблюдательности тут и не требовалось, а кроме того, первые несколько минут все мы хранили молчание. Девочка застенчиво подошла к брату и протянула ему руку; карлик (мы так и будем его называть) внимательно приглядывался ко всем нам, а старый антиквар, видимо не ожидавший этого странного гостя, был явно смущен и расстроен его приходом.