– Пожалуйста, не будем углублять этого вопроса. Будем считать, что я «обращенная»…
Он не посмел настаивать и, сказав еще раз: «До свиданья…» – вышел вслед за Агнессой.
Солнце последовало за ними, и сумерки пригасили блеск и яркие краски комнаты.
– Дни стали короче, – Элизабет, стоя, складывала свое вязанье. – Вот уже и потемки. Вы видели? Что мне делать?
Она подошла к Ольге и вдруг стала перед ней на колени:
– Ольга, я скажу вам невероятную, невозможную вещь… Пока вы разговаривали… безумная мысль пришла мне в голову. Они уедут, и там, наверное, случится… у нее будет от него ребенок… и вот, кто знает… В каких это произойдет условиях и чего стоит этот юноша, разве можно что-нибудь предугадать. Бывают моменты, когда мне хочется взять Фреда за шиворот… Я потеряла ребенка при родах. Если бы у меня был ребенок… Ах, Ольга, я была бы другой женщиной, я не была бы несчастной странницей… – Элизабет подняла полные слез глаза, трагический взгляд «скорбящей богоматери». – Олаф не оправился после этого горя. Он стал… странный… трепещущий… Я не хочу, чтобы такое стряслось с моей девочкой. Ольга, я хочу вам сказать одну безумную вещь: может быть, вы поехали бы с ними, чтобы она не была там совсем одна? Это ведь просто путешествие, как любое другое… Я видела, что вы ей понравились… Вы бы ей сказали, что едете туда для изучения чего-нибудь, они настолько поглощены своей страстью, что поверят всему. Для меня это невозможно, они не допустят… Я знаю, такая просьба – безумие, но я всегда верила в безумие…
Ольга молча закрыла глаза… Фрэнка не стало; работа – невыносимая скука, рвотное; Арчибальд!… Один его вид… После смерти Фрэнка осталась незаживающая рана, через которую утекала вся энергия Ольги, вся ее воля. В конце концов она согласится на предложение того миллиардера, которого Арчибальд привел к ней в контору, она согласится принять его яхту, его хорошо сохранившиеся мускулы шестидесятилетнего мужчины и его сердце, которое, видимо, бьется только для нее. Она чувствовала себя навсегда опустошенной, совершенно обессиленной. Агнесса и этот молодой буржуа… Палестина!
– Нелепость, – сказала она громко и внятно, – в вашем предложении, Элизабет, меня больше всего привлекает его совершенная нелепость. Мне кажется, что я не пойду против своей судьбы, если соглашусь.
С того дня, когда Ольга согласилась, или по крайней мере не отказалась, сопровождать Агнессу в Израиль, она часто виделась с Элизабет. Приближалось рождество, и Элизабет покупала подарки, а у нее это принимало грандиозный размах… Ольга позволяла Элизабет водить себя всюду, куда той вздумается, – в магазины, в рестораны, на выставки, к портнихам и шляпницам. Элизабет, ничего не делая, вечно была безумно занята, в беспорядочность своего существования она вносила одной ей ведомый порядок; она считала себя ответственной за то, за что совсем не отвечала; заботилась, чтобы всем вокруг нее было приятно и хорошо. Все это создавало атмосферу, в которой было легко жить. Легкость исходила от самой Элизабет, от ее «притягательной силы», от ее желания и уменья находить радость в любых пустяках, хотя радость эта и прикрывала разверстую бездну отчаянья. Для Элизабет счастье было проволокой, на которой она балансировала с необыкновенной ловкостью… Настолько, насколько что-либо могло еще быть полезно Ольге, близость с Элизабет была ей полезна. Время, простиравшееся перед Ольгой, как бесконечная и однообразная песчаная пустыня, было теперь размечено действиями Элизабет. Это не мешало Ольге думать с горькой тоской, что если можно скоротать ожидание определенного дня или часа, то когда вообще ничего не ждешь…
Со своей стороны Элизабет находила приятным общество Ольги. Она была подвержена страстным увлечениям. В данный момент она обожала Ольгу, видела в ней одни только достоинства и всем своим поведением выражала постоянную и глубокую радость от общения с ней, оттого, что она ее видит, слышит ее голос. В этом, между прочим, была одна из причин, почему все обожали Элизабет: она умела восхищаться людьми с таким увлечением, что те, кем она восхищалась, даже если это были очень скромные люди, в конце концов начинали задавать себе вопрос, уж не заслуживают ли они и в самом деле такого восхищения. Кроме того, Ольга ведь согласна была сопровождать Агнессу в Палестину.
Было решено, что Агнесса улетит после экзаменов на аттестат зрелости. Это было единственным требованием матери. И оно обсуждалось так, как будто о главном, об отъезде Агнессы, они договорились и оставалось только решить вместе, как лучше обставить этот отъезд. Агнесса была счастлива, жизнь широко раскрывалась перед ней, а тут еще приближались праздники, каникулы, Фред был с ней, их ожидали джаз, каток, кино, театр, друзья… Они много танцевали, редко в дансингах: эти дети из «хороших семейств» предпочитали ходить друг к другу, где они включали радиолу и вкусно ужинали. Любви было столько, что в ней можно было утонуть, Фред и Агнесса погружались в нее, как в родную стихию, едва снисходя до окружающих, до их любвишек… Элизабет даже пришлось несколько раз напомнить Фреду, что не пристало ему держать себя пророком. Она умела иногда ранить людей до крови…
Читать дальше