Леопольд Захер-Мазох - Амур с капральской тростью

– Вы действительно хотите это знать? – насмешливо поинтересовалась госпожа Меллин. – Ну хорошо, Иван Нахимов вчера вечером был у меня!..

Павлов изменился в лице, в рядах роты возникло оживление.

– Но даже если, несмотря ни на что, человек заслуживает наказания, – проговорила госпожа Меллин с достоинством, буквально сразившим Павлова, – то наказывайте его по-человечески… никогда не забывайте, что он один из ваших братьев, который оступился.

– Ах! Знаем мы эти смехотворные сентенции, эти новомодные идеи французских философов, – отмахнулся Павлов, совершенно выходя из себя, – а вам не следовало бы забывать, что вы оскорбляете меня, дворянина и офицера, да и саму себя, выставляя на посмешище из-за простого солдата.

– Вы полагаете? – промолвила госпожа Меллин, глаза которой уже метали молнии, но которая тем не менее сохраняла спокойствие и насмешливость. – Я же, напротив, считаю не более чем смешным претензии, основывающиеся на таких преимуществах, как жалованная дворянская грамота и офицерский патент, которые можно в любой момент разорвать. И что тогда останется, коли нет того единственного, что еще пользуется сегодня уважением – подлинных духовных ценностей.

– Но я пока еще офицер! – крикнул Павлов.

– Вам им недолго осталось быть, – резко и язвительно бросила в ответ полковник в кринолине, одновременно срывая с Павлова эполеты.

– Как вы смеете..? – запинаясь пробормотал тот, хватаясь за шпагу.

– Здесь я представляю царицу, и тот, кто выказывает неповиновение мне, нарушает свой долг перед государыней, – продолжала госпожа Меллин, и ее бархатный наряд угрожающе зашелестел. – Я наистрожайшим образом запретила наказывать моих солдат палкой. Вы нарушили мой запрет и тем попрали свой офицерский долг. Вы бунтарь, сударь, и заслуживаете быть наказанным в назидание остальным. Отныне вы разжалованы мной в рядовые, а вас, Иван Нахимов, я произвожу в капитаны и назначаю командиром роты.

Павлов был близок к обмороку. Он не проронил ни звука, глаза его были полны слез, тогда как облагодетельствованный Иван, на котором тут же развязали веревки, поспешил преклонить колено перед прекрасной амазонкой.

– Могу ли я в день, когда вы одарили меня такой милостью, – произнес новый капитан, – просить вас еще об одном, особом, одолжении, милостивая госпожа?

– Ну?

– Оставьте рядового Павлова в моей роте, – враждебно сверкая глазами, попросил Иван.

Дьявольская усмешка мелькнула на красивом безжалостном лице уязвленной женщины.

– Быть по сему, но при одном условии…

– Извольте приказывать, – сказал Нахимов.

– Итак, я передаю рядового Павлова в ваше личное распоряжение, господин капитан, – промолвила госпожа Меллин, – а что касается смехотворных филантропических сентенций французских философов, то в данном случае попытайтесь о них забыть, дорогой Нахимов, и купите себе заблаговременно хорошую плетку, ибо собак и слуг надобно сечь!

Через несколько дней после разразившейся катастрофы, низринувшей Павлова с его призрачной высоты к ногам заносчивых врагов и бесповоротно отдавшей его на их произвол, Тобольский полк был направлен в полевой лагерь, который согласно особому распоряжению Екатерины Второй, большой почитательницы Фридриха Великого, был устроен для войсковых маневров по прусскому образцу и находился лишь в часе езды от Царского Села.

Новоиспеченный капитан Иван Нахимов стал здесь предметом самого пристального внимания как со стороны офицеров, так и придворных дам, которые по обычаю того времени, кто анонимно, кто вполне открыто перед всем светом, одаривали его дорогими вещами. Он как раз сидел в своей палатке с несколькими товарищами за игрой в карты, когда туда вошел лакей в ливрее царской дворцовой прислуги, поклонился, передал любимцу фортуны большой сверток и тотчас же снова исчез.

– Ага, новый подарок, счастливчик! Что бы это могло быть! – перебивая друг друга, закричали молодые офицеры.

Нахимов осторожно развернул упаковку. В ней оказалась одна из тех роскошных шуб, какими Екатерина Вторая имела обыкновение одаривать французских философов, когда те приезжали в Петербург навестить ее.

Возглас единодушного восторженного изумления последовал за распаковкой.

Нахимов поднял вверх поистине царский подарок и рассмотрел его: это была большая просторная шуба из зеленого бархата, подбитая и щедро отороченная темным собольим мехом.