Лесли Хартли: По найму

«Господи, сколько ее милостей!» — фыркнул про себя Ледбиттер. Он взглянул на расписание поездок в большой с затейливым орнаментом серебряной рамке рядом с телефоном. Когда-то там помещалась фотография женщины, с которой у него был роман, и эта рамка оставалась единственным напоминанием о былых увлечениях.

— Да, в четверг я свободен. Где мне ее подобрать?

— Подобрать ее милость?! — Дворецкий, похоже, был близок к обмороку. — Вам придется заехать за ней по адресу Саут-Холкин-стрит, дом тридцать девять.

— Ладно, — сказал водитель, записывая адрес в блокнот. Это было излишней предосторожностью, поскольку он обладал отменной памятью на имена, адреса, даты и пункты назначения и редко переспрашивал.

— Надеюсь, вы приедете вовремя? Вы, шоферы, вообще-то вечно опаздываете, — продолжал дворецкий. — И немудрено: слишком много заказов набираете, где уж всюду поспеть... Очень вас прошу: не опаздывайте.

— Боже упаси! — буркнул Ледбиттер и положил трубку. Ну погоди, я еще до тебя доберусь, мысленно пообещал он дворецкому. Ему понадобилось несколько минут вглядываться в свое отражение в зеркале, чтобы прийти в себя от такого чудовищного оскорбления.

В назначенный день, ровно в половине одиннадцатого (но ни минутой раньше — с какой стати, все равно за это не заплатят), Ледбиттер подкатил к подъезду дома леди Франклин. Дом был шикарный, он сразу это понял по сверкающей парадной двери, по цвету стен, качеству кладки и по той неуловимой атмосфере общего благополучия, что излучали предметы домашней обстановки, смутно видневшиеся за тюлевыми шторами. У Ледбиттера был наметанный глаз, и он редко ошибался. Но он провел за рулем чуть не всю ночь, а с утра пораньше сделал еще один выезд, и потому, не успев набраться новых впечатлений, уснул крепким сном. Когда десять минут спустя дворецкий распахнул парадную дверь перед леди Франклин, первое, что бросилось им в глаза, был водитель, уронивший голову на руль и в сползшей фуражке.

— Господи! Что с ним? — воскликнула леди Франклин. — Он живой?

— Живой, но, похоже, пьяный, — отозвался дворецкий, сверля Ледбиттера неодобрительным взглядом.

— В такую рань? — изумилась леди Франклин. — Не может быть. Кроме того, кто-то сейчас не помню, кто именно, — мне его очень хвалил.

— Сейчас я с ним разберусь, — пообещал дворецкий и, крадучись, словно собираясь поймать с поличным преступника, стал приближаться к автомобилю. Обогнув его спереди, он заглянул в окно.

— Он, кажется, спит, миледи.

К этому времени леди Франклин тоже спустилась к машине и заглянула в другое окно.

— Спит? — удивилась она. — Пожалуй, вы правы. И в самом деле спит, бедняга. Что же нам делать, Симмондс?

— Надо его разбудить, миледи.

— Ой, нет, зачем же? Это слишком жестоко. Пусть выспится. Я могу и подождать.

— Боюсь, что ждать некогда, — отрезал дворецкий, — если вы действительно хотите пообедать в Кентербери. И так вы уже опаздываете, — добавил он с легкой укоризной. — По-моему, надо ехать. Хотя, конечно, начало весьма неудачное. Не дай Бог он уснет за рулем — что тогда вы будете делать? Сейчас я его растолкаю.

И прежде чем леди Франклин успела что-либо возразить, он просунул руку в открытое окно и весьма невежливо потряс Ледбиттера за плечо.

Ледбиттер медленно поднял голову. Сначала на его лице написалось неимоверное отвращение, словно пробуждение было слишком мучительным и болезненным делом. Потом его черты исказила бешеная злоба, будто все пороки, присущие племени дворецких, собрались воедино в этом конкретном представителе. Но не успел Симмондс ретироваться перед мелькнувшей во взгляде водителя угрозой, как произошла новая перемена. Свирепость уступила место обычной учтивости. Ледбиттер поправил фуражку, выскочил из машины и сказал:

— Прошу прощения, миледи. Я на мгновение потерял над собой контроль.

Он распахнул дверцу, чтобы она могла сесть.

Она взглянула ему в глаза — маленькая женщина лет двадцати семи — двадцати восьми. Под шубкой, которую она впопыхах забыла застегнуть, она была одета весьма просто — во что-то синее с белым в тон ее невинным, наивным, огромным синим глазам. В ее манерах было какое-то трепетно-порывистое обаяние, которое она время от времени слегка разбавляла повелительностью, как это делал бы простой смертный, неожиданно оказавшийся на королевском троне.

— Потеряли над собой контроль? — переспросила она. — Я вам, признаться, очень завидую. Вы не сердитесь, что мы вас разбудили?