Лесли Хартли - По найму

— Да в общем-то говорила. Между прочим, не далее как сегодня. Она сказала, что так я ей нравлюсь больше.

Леди Франклин снова стала пристально всматриваться в своего спутника:

— Я ее вполне понимаю.

— Стало быть, вот еще одна общая черта между вами, миледи, — улыбнулся Ледбиттер.

— Порой мне начинает казаться, — задумчиво протянула леди Франклин, — что она и я — одно лицо.

— Если вас это не очень огорчает, миледи, — отозвался Ледбиттер, — лично я ничего против не имею.

Леди Франклин уже открыла рот, чтобы ответить, но в эту самую минуту перед ними возникло огромное величественное здание собора и, загородив собой небо, повергло леди Франклин в благоговейное молчание.

Винчестерский собор был первым, что посетила леди Франклин в своем новом существовании. Снова испытав то воодушевление, которое обычно охватывало ее при входе в собор, она в то же время почувствовала, что сегодняшний визит совершенно не похож на предыдущие. Она пришла не просить, а благодарить. Впрочем, отдаться чувству благодарности было нелегко: рядом возвышался Ледбиттер, величественный, как собор, и мрачно-окаменелый, как солдат на войсковом молебне. Он искоса поглядывал на алтарь, словно там окопался враг, по которому он через минуту-другую откроет смертоносный огонь. Зачем, ну зачем потащила она его с собой, когда он с куда большим удовольствием подождал бы ее на улице? Человек-автомобиль, кентавр на четырех колесах, в соборе он выглядел чужаком. Сделать вид, что его не существует? Не получится. Да и разве можно предоставить его самому себе: он же понятия не имеет, как и что осматривать. Вот и теперь он стоит рядом и ждет инструкций. А что, если ей опуститься на колени, чтобы наконец излить в молитве переполнявшую ее благодарность? Интересно, последует ли он ее примеру? Ледбиттер на коленях?! Нет, это невозможно. Но как же ей молиться, когда рядом человек, который, скорее всего, ни разу в жизни не молился? Но так или иначе, он рядом, а ведь если бы не он, в сотый раз напомнила себе леди Франклин, то где была бы ее теперешняя раскованность, ее счастье, способность от души радоваться богатству впечатлений от окружающего мира. Если б не этот человек, она по-прежнему томилась бы в плену у собственного «я», осужденная мучиться одной-единственной мыслью. А вдруг Ледбиттер и стал ответом на ее молитвы? Если это так, то небеса прибегли к весьма странному посреднику, доставившему ей весть о том, что отныне она прощена и свободна. А почему, собственно, странному? Ей ведь так хорошо и спокойно в его присутствии.

— Вы не хотите посмотреть собор? — осведомилась леди Франклин тем приглушенно-робким голосом, которым обычно принято говорить в церквах.

— Конечно, миледи, — последовал быстрый и громогласный ответ. — С удовольствием. Куда скажете!

Получив таким образом полнейшую свободу передвижения по огромному собору, леди Франклин вдруг совершенно растерялась и не знала, куда направиться.

— Этот неф, — наконец решилась она, — один из самых больших в Англии, а может быть, и самый большой. Насколько мне известно, Винчестерский собор по своей длине не имеет себе равных...

Господи, но ведь длина — понятие абстрактное, чистая геометрия. При чем тут религия, при чем тут красота? В тех же выражениях можно говорить и о бельевой веревке.

— Он, действительно, очень длинный, миледи, — согласился Ледбиттер, окидывая собор оценивающим взглядом. — Никак не меньше двухсот ярдов. Во всяком случае, так мне кажется.

— У вас хороший глазомер! — восхитилась леди Франклин.

— Я могу сказать и поточнее.

— Каким образом?

— Измерю длину шагами.

Леди Франклин поняла, что Ледбиттер явно томится по деятельности.

— В самом деле попробуйте! — сказала она.

Ледбиттер тотчас же занялся подсчетами, а леди Франклин опустилась на колени и произнесла благодарственную молитву, не забыв помянуть в ней Ледбиттера. Вообще-то она могла молиться не за него, а на него — в самом прямом смысле, потому что, когда, очнувшись от бесконечных скитаний по лабиринтам своего сознания, она вдруг подняла голову, то увидела, как надвигается его высокая фигура, в которой словно воплотились настроение и смысл ее молитв. С виноватым видом она поднялась с колен, словно молиться в его присутствии было чем-то совершенно недопустимы.

— У меня получилось сто восемьдесят ярдов, миледи, — доложил Ледбиттер. — Очень даже неплохо! Ведь у этих древних монахов не было теперешних инструментов, и они все делали вручную.