Наталья Пушкина-Меренберг: Вера Петровна. Петербургский роман (Роман дочери Пушкина, написанный ею самой)

Более сегодня сказать я не могу, моя горячо любимая Вера. Моя судьба — в Ваших руках. В ожидании Вашего приговора, навсегда Вас искренне любящий и почитающий Владимир Островский».

Кончив читать, она бессильно опустила руки. В том, что произошло, не было сомнений. Ее глаза засияли, ее охватило небывалое блаженство. Дитя в ней умерло. Волшебное слово любви родило молодую женщину. Его соблазнительный звук нашел отзыв в ее сердце. И она сама удивилась этому неожиданному превращению и тому новому свету, в котором ей предстал Владимир. С раннего детства она знала юного Островского, они виделись почти ежедневно. Они выросли вместе, как брат и сестра. Он был ее помощником, ее доверенным другом. Рано развившись, Вера, подобно распустившейся почке, обещала превратиться в прекрасный цветок. Владимир не мог больше медлить с признанием. И Вера была счастлива, так как сейчас знала то, что раньше предчувствовала и на что надеялась.

Наконец, большой колокол предупредил всех о начале обеда. Без этого предупреждения Вера рисковала попасть в трудное положение, забыв все на свете, про время и про еду. С трудом вернувшись к действительности, она спрятала в платье письмо, предвестник своего счастья. Расстаться с ним она не решалась. После этого она поспешила в столовую.

Семья вместе с графом Островским уже собралась, но живая беседа еще не завязалась, и все заметили ее опоздание. Граф бросил на нее испытующий взгляд. Как все влюбленные, он боялся и не был в себе уверен. Но когда их взгляды встретились, он прочел в ее глазах ответ «да». И почувствовал себя на седьмом небе от счастья.

Обед шел своим чередом, ни быстрее, ни медленнее, чем обычно. К тому же Петр Модестович Громов был слишком педантичен, чтобы отступать от правил. Но влюбленным казалось, что обед никогда не кончится, что этой муке не будет конца. Им хотелось быть наедине, без свидетелей, и говорить о своей любви.

Любящее и заботливое материнское сердце Марии Дмитриевны почувствовало, что случилось что-то важное. Она, как и ее дети, знала Островского и нашла, что он, против своего обыкновения, выглядит озабоченным и рассеянным. Также и Вера была тиха и замкнута. Госпожа Громова украдкой бросала на них опасливые вопросительные взгляды. И все же терпеливо ждала разгадки, так как была уверена, что не пройдет и ночи, как дочь откроет ей тайну своего сердца.

После обеда все отправились в сад насладиться свежим воздухом и светлым вечером, какие лето дарит после бесконечных зимних ночей. К обществу присоединились знакомые из соседних дач, группами или парами гулявшие по саду. Среди присоединившихся оказался Борис Иванович Беклешов, служивший предметом разговора во время утренней прогулки юных дам. Черты его лица были не слишком правильны и красивы, но, высокий и стройный, он выглядел в мундире хорошо. Речь его была оживленной, замечания остры и комичны, и он умел занять большое общество любезным обращением и льстивым вниманием к отдельным дамам. Но от опытного наблюдателя не ускользало, что первое благоприятное впечатление, которое он, как правило, производил, потом ослабевало. Особенно неприятное впечатление производили его глаза, вызывавшие к нему антипатию. Его взгляд был изменчив и взволнован, иногда в нем было что-то подстерегающее, как у кошки. Он мог смотреть на дам дерзко, не скрывая желания, и те, невольно краснея, отворачивались.

Если он встречал в дискуссии несогласное с ним мнение, то мог в ярости вскочить. Впрочем, Борис Иванович редко обнаруживал свой характер. В свете за ним утвердилось мнение как о любезном и добродушном человеке. Госпожа Громова относилась к нему как к сыну, охотно его терпела и была ему даже рада. Его считали добропорядочным молодым человеком. Способности и возможная протекция обещали ему блестящую карьеру. Матери двух дочерей на выданье не гоже было пренебрегать им, и она обращалась с Борисом с внимательной предупредительностью.

Как и большинство мужчин, он питал особый интерес к юной Вере, которая все более вызывала его живую симпатию. Так как его чувства не встречали взаимности, он заключил, что сердце Веры не свободно. И это не только не отвратило его от мысли домогаться ее руки, но, наоборот, разожгло его желание. Его деспотичный вспыльчивый характер не переносил ни возражений, ни сопротивления. Когда он встречался с сопротивлением, первое, что он хотел сделать, — сломить его.

В этот вечер он, будучи в особенно хорошем настроении, был окружен дамами, которых беспрестанно веселил.