Висенте Бласко - Рассказы - 2

Было уже время. Снжно-блое свтящееся облако спускалось съ неба, и воздушное пространство трепетало отъ шума крыльевъ и мелодіи терявшагося въ безконечной дали хора, повторявшаго съ мистическимъ однообразіемъ; «Осанна, Осанна!» Они уже казались ногами земли, уже шли по дорог, окруженные такимъ сіяніемъ, что, казалось, вс небесныя звзды спустились на землю погулять по хлбнымъ полямъ.

Сперва явилась группа архангеловъ, почетный караулъ. Они обнажили огненные мечи, сказали нсколько любезностей по адресу Евы, увряя, чго она нисколько не постарла и еще очень свжа. Затмъ они разсялись по полямъ съ непринужденностью воиновъ, влзая на смоковницы, въ то время, какъ Адамъ проклиналъ ихъ внизу, считая хлбъ потеряннымъ.

Затмъ явился Господь. Его борода сверкала серебромъ, а на голов былъ треугольникъ, сіявшій, точно солнце. За нимъ шелъ Святой Михаилъ и вс министры и высшіе чиновники небеснаго двора.

Господь встртилъ Адама добродушною улыбкою, а Еву потрепалъ по подбородку и сказалъ:

— Здравствуй, славная головка! Ну чтоже, ты теперь не такъ втрена?

Тронутые такою привтливостью, супруги предложили Господу Богу кресло. Что это было за кресло, дти мои! Широкое, удобное, изъ крпкаго дерева, съ сидньемъ изъ тончайшаго испанскаго дрока; однимъ словомъ такое кресло можетъ быть только у деревенскаго священника.

Усвшись поудобне, Господь сталъ разспрашивать Адама про его дла и узналъ, какъ ему тяжело зарабатывать на содержаніе семьи.

— Прекрасно, прекрасно, — говорилъ Онъ. — Это научитъ тебя не слушать совтовъ жены. Ты воображалъ, что теб будетъ житься такъ же привольно, какъ въ Раю? Страдай, сынъ мой, работай и обливайся потомъ. Такъ ты выучишься уважать старшихъ.

Но раскаявшись въ своей строгосіи, Господь добавилъ добродушнымъ тономъ:

— Что сдлано, то сдлано, и мое проклятіе должно осуществиться. Я только держу данное слово. Но разъ Я вошелъ въ вашъ домь, то не хочу уйти, не оставивъ воспоминанія о своей доброт. Ну-ка, Ева, пусть эти дти подойдутъ поближе.

Трое ребятишекъ выстроились въ рядъ передъ Всемогушимъ Творцомъ, который нкоторое время внимательно разглядывалъ ихъ.

— На теб, — сказалъ онъ первому очень серьезному толстяку, слушавшему Его съ нахмуренными бровями и засунутымъ въ носъ пальцемъ, — на теб будетъ лежать обязанность судить теб подобныхъ. Ты будешь издавать законы, опредлять, что такое преступленіе, мняя мнніе каждый вкъ, и подводить всхъ преступниковъ подъ одно правило, что равносильно тому, чтобы лчить всхъ больныхъ однимъ лкарствомъ.

Затмъ Онъ указалъ на другого, бойкаго брюнетика, не разстававшагося съ палкою, которою онъ лупилъ своихъ братьевъ.

— Ты будешь воиномъ, полководцемъ. Ты будешь водить за собою людей, какъ стадо на бойню, и тебя будутъ тмъ не мене превозносить. Видя тебя забрызганнымъ кровью, люди будутъ восхищагься тобою, какъ полубогомъ. Если другіе будутъ убивать, то они окажугся преступниками; если же ты убьешь, ты будешь героемъ. Заливай поля кровью, проходи по городамъ съ огнемъ и мечомъ, разрушай, убивай, и поэты будутъ воспвать тебя, а историки описывать твои подвиги. Т же, которые силаютъ то же самое, что ты, не будучи тобою, будутъ закованы въ кандалы.

Господь подумалъ съ минуту и обратился къ третьему:

— Ты накопишь богатства земныя, будешь коммерсантомъ, будешь давать деньги въ долгъ королямъ, обращаясь съ ними, какъ съ равными, и если ты разоришь цлый городъ, то міръ будетъ восхищаться твоею ловкостью.

Бдный Адамъ плакалъ отъ благодарности, тогда какъ Ева, дрожа отъ безпокойства, хотла сказать что то, но не ршалась. Материнское сердце мучмлось угрызеніями совсти; она думала о запертыхъ въ хлву бдняжкахъ, которые оказывались исключенными при длеж благодяній.

— Я приведу ихъ ему, — говорила она шопотомъ мужу.

А тотъ, робкій по природ, протестовалъ тоже шопотомъ:

— Это было бы дерзостью. Господь разгнвается.

Въ это время архангелъ Михаилъ, явившійся неохотно въ домъ этихъ гршниковъ, какъ разъ заторопилъ своего повелителя:

— Господи, уже поздно.

Господь всталъ, и свита архангеловъ спустилась съ деревьевъ и подбжала, чтобы стать во фронтъ при выход Его.

Ева, побуждаемая угрызеніями совсти, подбжала къ хлву и открыла ворота.

— Господи, у меня есть еще дти. Дай что-нибудь и этимъ бдняжкамъ.

Всемогущій Творецъ съ изумленіемъ поглядлъ на эту грязную и паршивую дтвору, которая копалась въ навоз, точно кучка червей.

— У меня ничего не осталось, чтобы дать имъ, — сказалъ онъ. — Ихъ братья уже взяли все себ. Я подумаю потомъ… тамъ увидимъ.