Висенте Бласко - Розаура Салседо

Борха робко направился к двери. Затем он решительно открыл ее и запер за собой. Хозяйка дома слушала в течение нескольких минут восклицания сеньоры и слова ее мужа, который, казалось, мямлил извинения.

Спохватившись, что такое освещение расточительно, вдова поспешила потушить все четыре фитиля лампы. Без сомнения, эти, с виду богатые сеньоры, дадут ей хорошее вознаграждение завтра утром, но из-за этого ей все же не следует забывать об обычной экономии. В комнате было темно, кроме света от печки, все более слабого. Поленья начинали обращаться в уголья; рассыпались, вспыхивая последний раз. Гром продолжал грохотать, сотрясая стены дома, стекла окон дребезжали.

Вдове показалось, что раздавались гневные выкрики в ее спальне. Быть может, ее звали, и она стояла в нерешительности в кухне. Ей казалось, что она слышит шум передвигаемой мебели, затем другой, более глухой шум: несомненно, стук в стену.

Ей вспомнилось ее прошлое. Все ссоры с покойным мужем, из-за ревности или из-за простой нервности, происходили ночью, после того, как дети были уложены.

Вдова медленно направилась к двери, придвинула лицо к замочной скважине и тихо спросила:

— Желаете вы что-нибудь?

Шопот — затем полнейшее молчание. Снова села она у огня в буковое кресло с сиденьем из плетеного камыша — самая роскошная мебель в кухне. Это облегчило приход к ней сна, который давно уже кружился вокруг нее.

После каждого удара грома она продолжала что-то бормотать, и, наконец, уснула, слыша все в большем отдалении гул и треск и не обращая внимания на другие, более близкие шумы, которые, казалось, шли из ее старой супружеской спальни.

Полное молчание внезапно разбудило ее. Кухня была погружена в темноту. В очаге оставались лишь маленькие световые кружки. С удивлением осмотрелась она кругом: не слышно ничего другого, кроме дыхания деда, слабого, как дыхание ребенка.

Встав с кресла, вдова на цыпочках подошла к двери своей бывшей комнаты. Супруги как-будто спали. Но она тотчас же убедилась, что они не спят. До слуха ее долетел легкий шопот. Быть может, они говорили друг другу на ухо нежности, как и она своему покойному мужу, когда ссора заканчивалась перемирием. Это воспоминание, теперь такое грустное, погасило ее любопытство и заставило ее удалиться.

В темноте добралась она на цыпочках до одного из окон и открыла его настежь. Молочный свет залил ей лицо и бюст, делая ее похожей на мраморное изваяние.

Шторм удалился. Круглая и ясная луна, окруженная звездами, бежала, казалось, по небу среди темных, как чернила, с проблесками серебра, облаков, В действительности же облака скользили группами, то под луной, то на мгновение закрывая ее, после чего она, казалось, выходила еще более яркой.

На нижней грунтовой дороге виднелось словно сияние зари. Шоффер, заметив, что вода спадает, зажег свои фонари и стал поправлять повреждения. Металлический стук его железных орудий был единственным шумом ночи.

Вслед затем женщина стала рассматривать свой фруктовый сад. Апельсины блестели лунной глазурью. Воздух был насыщен благоуханием разграбленного сада. Почва была покрыта цветами, которые казались растоптанными отрядом ночных всадников. Шторм сорвал лепестки с померанцевых цветов, и земля начинала благоухать, как увядаемый букет новобрачных. В спокойных зеркалах луж отражались трепетные капли звезд.

Вскоре шквал, последний обрывок далекой мантии бури, заставил дрожать верхушки этого нереального сада.

Апельсины из своей листвы, пронизанной светом, роняли дождь драгоценных камней. Потом замирали неподвижно, а луна снова облекала их в серебро. С каждого листика висело по бриллианту.

1. Bouillabaisse — известное рыбное кушанье.

2. Добрая женщина! Добрая женщина!