Висенте Бласко - Розаура Салседо

Лучше было бы позавтракать на узкой песчаной полосе, занятой рыбаками. И оба друга удалились, чтобы заняться приготовлениями и в то же время поговорить об этом посещении. Они завладели самыми большими лангустами, которых привезли в баркасах. В Пеньискола ни один завтрак не обходился без этих креветок, славившихся по всей Испании.

Розаура и Клаудио прогуливались по бастионам замка, созерцая море. Затем они медленно спустились по улицам, ведущим к песчаному берегу.

Было одиннадцать часов. Так как оставалось еще много времени до завтрака, Борха стал говорить о смерти своего героя.

— Смерть дона Педро долго держали в полнейшей тайне. Прошло семь месяцев, прежде чем жители Пеньискола и остальной мир узнали, что он более не существует. Впоследствии было удостоверено, что энергичный папа умер 23 ноября 1422 г., когда ему исполнилось девяносто четыре года. Три кардинала, жившие в Пеньискола, скрывали в течение семи месяцев смерть папы, делая вид, будто он жив. В назначенные дни они печатали обычные индульгенции и употребляли его личную печать для отправки документов и писем от его имени, Даже жители Пеньискола не знали о смерти его, и не удивлялись его отсутствию, так как последние месяцы жизни он проводил, не выходя из замка. А между тем три кардинала — как впоследствии утверждал их товарищ Кариер — разделили между собой золото и серебро папской сокровищницы, кольца с драгоценными камнями, священные сосуды, книги, украшения и драгоценности папской часовни, и даже реликвии святых.

Когда в 1423 г., от имени римского папы Мартина V, избранного еще на Констанцском соборе, легату его удалось, наконец, добраться до знаменитого мыса Пеньискола, здесь его ожидало два сюрприза: год тому назад Бенедикт XIII умер, и на престоле сидел новый папа, по имени Климент VIII, бывший каноник Валенсии, дон Хиль Санчо Муньос.

Наконец, король аррагонский вошел в соглашение с папой римским, и Хиль Муньос, повинуясь приказаниям последнего, отказался от своего звания папы, которое он занимал в Пеньискола уже восемь лет.

Когда кончились церемонии примирения, один из секретарей Альфонса V, его посол в Риме — для восстановления мира и добрых отношений между своим королем и папой Мартином V — был назначен епископом Валенсии. Этот новый духовный сановник Альфонсо де-Борха, ловкий в дипломатических поручениях, сделался папой двадцать пять лет спустя, под именем Калликста.

— Так семья Борха и начала свою карьеру? — спросила Розаура.

— Да, так.

Розаура и Клаудио стали прохаживаться по песку прибрежья. Дойдя до каменных ворот с большим гербом Филиппа II, они увидели ждавших их здесь двух новых друзей Борха. Все было приготовлено, чтобы они могли завтракать на перешейке. Старый матрос стряпал для них в гостинице.

Напрасно Розаура настаивала, приглашая друзей позавтракать. Робость и вежливость побуждали их удалиться. Уже поздно, и дома ждут их к обеду. Потом они вернутся сюда. Теперь все сделано, все готово. И они удалились вместе с Алькальдом, который тоже появлялся не надолго, чтобы убедиться, что у иностранцев ни в чем недостатка нет.

Когда они остались одни, Розаура предпочла завтракать в середине песчаной полоски земли, подальше от прачечного плота, камни которого сильно пахли мылом, а также подальше от гостиницы с повозками, стоявшими у ворот, и от конюшни, наполненной лошадьми, которые непрерывно обмахивали себя хвостами, чтобы отогнать насекомых.

Автомобиль съехал на плоский песчаный берег и остановился у ряда черных барок с мачтами, немного наклоненными к носу. Городская детвора исчезла. Здесь иностранцев окружали дети рыбаков, юнги с темной бронзовой кожей — «барочные кошки», как их там называют, в штанах, завернутых до бедер, в полосатых рубашках и старых фуражках; у всех глаза горели, голоса были хриплые и сильные зубы, почерневшие от табаку.

Начали они с того, что стали просить у Борха папирос. Для них это был лучший подарок, который мог получить любой смертный. Но затем Клаудио был так неосторожен, что бросил им несколько пезет, и тихое побережье было потрясено шумом драки. Рыбаки и их жены удалились во-свояси пообедать. Оставалась на песчаном берегу только детвора флота Пеньисколы на полной свободе, и они стали драться друг с другом, оспаривая ударами один у другого монеты.

Они бешено толкали друг друга, набрасываясь толпой на этих двух великодушных сеньоров. Подобно арабам, они считали название «дядя» самым почетным, которое только может быть дано человеку, заслуживающему уважения. И многие из них схватывали за руку «дядю», чтобы вырвать у него монеты, прежде чем он их бросит.