Сельма Лагерлёф - Предание о старом поместье

Хеде вскочил со стула и прошелся по комнате. Потом остановился перед Олином.

— Какой ты, однако, вздор городишь, братец! Ведь мы же богаты.

— Знаю, знаю, в наших краях вы все еще слывете богачами, — сказал Олин, — но ты ведь понимаешь, что никаких богатств не хватит, если все из дома и ничего в дом. Когда рудник приносил доход — тогда было дело иное.

Хеде снова сел на стул.

— Моя мать должна была бы уведомить меня обо всем этом. Я благодарен тебе, Олин, за заботу, но уверен, что ты дал запугать себя досужим сплетникам.

— Ну да, я так и думал, что ты ни о чем не подозреваешь, — упрямо возразил Олин. — Дома в Мункхюттане советница бережет каждый грош, чтобы послать тебе денег в Упсалу и чтобы ты по-прежнему жил беспечно и весело, когда приезжаешь домой на каникулы. А ты тем временем тут бездельничаешь, не подозревая о том, что тебе грозит. Не мог я больше спокойно наблюдать, как вы обманываете друг друга. Ее милость думает, что ты тут прилежно учишься, а ты думаешь, что она по-прежнему богата. Не имею я права своим молчанием губить всю твою будущность.

Хеде немного посидел в раздумье, а затем встал и с грустной улыбкой протянул Олину руку.

— Ты ведь понимаешь, что я верю тебе. Просто мне не хочется этому верить.

Олин, просияв, пожал протянутую руку.

— Пойми, Хеде, еще не все потеряно. Тебе надо только приналечь на занятия. С твоей головой ничего не стоит кончить курс за каких-нибудь семь-восемь семестров.

Хеде выпрямился.

— Будь покоен, Олин, — сказал он, — теперь-то уж я возьмусь за ум!

Олин встал и пошел к двери, но как-то нерешительно. На полпути он остановился и снова обернулся к Хеде.

— У меня к тебе еще одно дело, — начал он, вконец смутившись. — Я прошу тебя отдать мне скрипку на то время, что ты будешь заниматься.

— Отдать тебе скрипку?

— Ну да, завернуть ее в шелковый платок, запереть в футляр и дать мне унести ее, иначе все твои благие намерения пойдут прахом. Я знаю, что стоит мне выйти за дверь, как ты тотчас же схватишь скрипку и начнешь играть. Ты слишком привык к ней, и если скрипка останется у тебя, ты не сможешь устоять против искушения. В таких случаях человеку с собой не совладать.

Хеде колебался.

— Что за вздор! — сказал он.

— И вовсе не вздор. Ты же знаешь, что тягу к скрипке ты унаследовал от советника, она у тебя в крови. И с тех пор, как ты тут в Упсале стал сам себе хозяином, ты только и делал, что играл. Ты и квартиру нанял на отшибе, чтобы никого не беспокоить своей игрой. В этом деле ты себе не помощник. Так что отдай мне скрипку!

— Верно, — согласился Хеде. — Раньше так оно и было. Но теперь речь идет о моем поместье, а оно мне дороже, чем скрипка.

Но Олин стоял на своем и требовал отдать ему скрипку.

— Ну что толку, если я тебе ее отдам? — возражал Хеде, — захочу играть, так и за другой скрипкой ходить недалеко.

— Знаю, — отвечал Олин, — но другая скрипка не так опасна. Опаснее всего для тебя вот эта, твоя старая итальянская скрипка. И к тому же я хочу предложить, чтобы ты позволил мне запирать тебя в первые дни. Пока ты не втянешься в работу.

Олин долго упрашивал Хеде, но тот все упирался. Что за нелепая затея — стать арестантом в собственной комнате!

Олин густо покраснел.

— Я должен унести скрипку, — сказал он, — иначе весь наш разговор впустую.

Он вновь заговорил горячо и взволнованно.

— Не хотелось бы мне упоминать об этом, да, видно, придется. Я ведь знаю, что ты рискуешь не только поместьем. Прошлой весной я видел тут, на выпускном балу, одну девушку. Говорили, что она помолвлена с тобой. Сам-то я никогда не танцую, но я от души радовался, наблюдая, как она порхает в танце, сияющая и прекрасная, как полевой цветок. И когда я услышал, что она твоя невеста, мне стало жаль ее.

— Вот как?

— Ну да, я же понял, что из тебя ничего путного не выйдет, если ты и дальше будешь так себя вести. И я поклялся в душе, что этому юному созданию не придется всю жизнь прозябать в девицах, дожидаясь тебя. Я не хочу, чтобы она высохла в ожидании. И я не хотел бы повстречать ее через несколько лет с заострившимися чертами и скорбной складкой у рта…

Он запнулся под испытующим взглядом Хеде.

Но Гуннар Хеде уже понял, что Олин влюблен в его невесту. Его глубоко тронуло, что приятель тем не менее стремится его спасти, и под влиянием этого чувства он наконец сдался на уговоры и вручил Олину футляр со скрипкой.

После ухода Олина Хеде целый час трудился как одержимый, но затем он отшвырнул от себя книгу. Что толку в этих занятиях! Он кончит курс через три или четыре года, а кто может поручиться, что за это время имение не будет продано?