Франц Кафка - 1926 Замок

«И вы все это говорите всерьез?» – спросила хозяйка.

«Конечно, всерьез, – быстро сказал К., – только я считаю, что родственники Ханса были и правы в своих надеждах, и вместе с тем не правы, и мне кажется, что я даже понял ошибку, которую они совершили. Внешне как будто все удалось. Ханс хорошо устроен, у него видная супруга, его уважают, хозяйство свободно от долгов. Но, в сущности, ничего не удалось, и, конечно, он был бы куда счастливее с простой девушкой, которая полюбила бы его первой, настоящей любовью, и если, как вы его упрекаете, он иногда сидит в буфете с потерянным видом, так это потому, что он и вправду чувствует какую-то потерянность, хотя несчастным он себя, несомненно, не считает – настолько-то я его уже знаю, – но несомненно и то, что такой красивый, неглупый малый был бы счастливее с другой женой; я хочу сказать, он стал бы самостоятельнее, усерднее, мужественнее. Да и вы сами ничуть не счастливее, и, по вашим же словам, без этих трех сувениров вам и жить неохота, да и сердце у вас больное. Что же, значит, родственники надеялись понапрасну? Нет, не думаю. Счастливая звезда стояла над вами, но достать ее они не сумели».

«А что же мы упустили?» – спросила хозяйка. Она лежала на спине, вытянувшись во весь рост, и смотрела в потолок.

«Не спросили Кламма», – сказал К.

«Опять мы вернулись к вашему делу», – сказала хозяйка.

«Или к вашему, – сказал К. – Наши дела тесно соприкасаются».

( «В известном смысле его спросили,— сказала трактирщица. — Мое свидетельство о браке оформлено его подписью, правда случайно, он просто замещал тогда начальника другой канцелярии, поэтому там и значится: и. о. начальника Кламм. Помню, как я прямо из магистрата с этим свидетельством домой помчалась, ни подвенечного платья, ни фаты не сняла, за стол села, свидетельство перед собой положила, снова и снова на дорогое имя любовалась и с детским усердием в свои-то семнадцать лет эту заветную подпись скопировать пыталась, да еще с каким пылом, целую страницу вензелями исписала и не заметила, что Ханс у меня за спиной стоит, за моим занятием наблюдает и помешать мне боится. К сожалению, потом, когда на свидетельстве все необходимые подписи проставлены были, пришлось его в совет общины сдать».

«Да нет, — сказал К., — такой запрос я даже не имел в виду, вообще ничего официального, говорить надо не с чиновником Кламмом, а с Кламмом как частным лицом. Все служебное здесь ровным счетом ничего не стоит; если бы вы, к примеру, как я сегодня, всю документацию общины, включая, возможно, и ваше ненаглядное свидетельство о браке, сваленным в кучу на полу увидели,— если, конечно, оно в сарае не хранится, где его давным-давно крысы съели,— тогда, полагаю, вы бы со мной согласились.» )

«Чего же вам нужно от Кламма? – спросила хозяйка. Она села на кровати, взбила подушки, чтобы можно было на них опереться, и посмотрела прямо в глаза К. – Я вам откровенно рассказала всю свою историю - в ней для вас немало поучительного. Скажите мне так же откровенно: о чем вы хотите спросить Кламма? Ведь я с большим трудом уговорила Фриду уйти наверх и посидеть в вашей комнате, – я боялась, что при ней вы так откровенно говорить не станете».

«Мне скрывать нечего, – сказал К. – Но сначала я хочу обратить ваше внимание вот на что. Кламм сразу все забывает – так вы сами сказали. Во-первых, по-моему, это очень неправдоподобно, во-вторых, совершенно недоказуемо, должно быть, это просто легенда, которую сочинили своим женским умом очередные фаворитки Кламма. Удивляюсь, как вы могли поверить такой плоской выдумке».

«Нет, это не легенда, – сказала хозяйка, – это доказано на нашем общем опыте». ( Вдобавок, быть может, это всего лишь легенда, не иначе ее выдумали брошенные возлюбленные, себе в утешение. )

«Значит, и опровергнуть это может дальнейший опыт, – сказал К. – И кроме того, между вашей историей и историей Фриды есть еще одна разница. Собственно говоря, тут не то чтобы Кламм Фриду к себе не позвал, наоборот, он ее позвал, а она не пошла. Возможно даже, что он ее ждет до сих пор».

Хозяйка промолчала и только испытующе оглядела К. с ног до головы. Потом сказала: «Я готова спокойно выслушать все, что вы хотите сказать. Лучше говорите откровенно и не щадите меня. У меня только одна просьба. Не произносите имя Кламма. Называйте его «он» или как-нибудь еще, только не по имени». [4]

«Охотно, – сказал К. – Мне только трудно объяснить, чего мне от него надо. Прежде всего, я хочу увидеть его вблизи, потом – слышать его голос, а потом узнать, как он относится к нашему браку. А о чем я тогда, быть может, попрошу его, это уж зависит от хода нашего разговора. Тут может возникнуть много всякого, но для меня самым важным будет то, что я встречусь лицом к лицу с ним. Ведь до сих пор я ни с одним настоящим чиновником непосредственно не говорил. Кажется, этого труднее добиться, чем я предполагал. Но теперь я обязан переговорить с ним как с частным лицом, и, по моему мнению, этого добиться гораздо легче. Как с чиновником я могу с ним разговаривать только в его, по всей видимости недоступной, канцелярии, там, в Замке, или, может быть, в гостинице, хотя это уже сомнительно. Но как частное лицо я могу говорить с ним везде: в доме, на улице – словом, там, где удастся его встретить. А то, что одновременно передо мной будет и чиновник, я охотно учту, но главное для меня не в этом».