Владимир Набоков - Подвиг (перевод С. Ильина)

— Да, спасибо, - рассеянно ответил Гаген.

— Видели бы вы его лицо, - сказала Джоан, - когда он сказал нам, что намерен завтра поговорить с агентом по недвижимости о покупке этого чудного дома.

— Что? Вы уверены, что он это сказал? - резко спросил Гаген.

— Вполне уверена, - сказала Джоан. - И если кто-то нуждается в доме, так это конечно Тимофей.

— Ну, доброй ночи, - сказал Гаген. - Рад был повидаться. Доброй ночи.

Он подождал, пока они заберутся в машину, поколебался и зашагал обратно к освещенному крыльцу, где Пнин, стоя как на сцене, во второй или в третий раз обменивался рукопожатиями с Тейерами и с Бетти.

("Я никогда, - сказала Джоан, сдавая машину назад и выкручивая руль, - то-есть никогда не позволила бы моей дочери отправиться за границу с этой старой лесбиянкой." - "Осторожней, - сказал Лоренс, - он, быть может, и пьян, но не так далеко от нас, чтобы тебя не услышать.")

— Ни за что вам не прощу, - говорила Бетти веселому хозяину, - что вы не позволили мне вымыть посуду.

— Я ему помогу, - сказал Гаген, поднимаясь по ступеням и стуча о них тростью. - А вам, детки, пора разбегаться.

И после финального круга рукопожатий Тейеры с Бетти удалились.

-Прежде всего, - сказал Гаген, входя с Пниным в гостиную, - я, пожалуй, выпью с вами последний бокал вина.

— Отменно! Отменно! - вскричал Пнин. - Давайте прикончим мой cruchon [67] Крюшон (фр.) .

Они расположились поудобнее, и д-р Гаген заговорил:

— Вы - замечательный хозяин, Тимофей. А эта минута - одна из приятнейших. Мой дедушка говорил, что стакан доброго вина надо смаковать так, словно он - последний перед казнью. Интересно, что вы кладете в этот пунш. Интересно также, действительно ли вы намереваетесь, как утверждает наша очаровательная Джоан, купить этот дом?

— Не то, чтобы намереваюсь, - так, потихоньку присматриваюсь к этой возможности, - с булькающим смешком ответил Пнин.

— Я сомневаюсь в разумности этого шага, - продолжал Гаген, нянча в ладонях стакан.

— Естественно, я надеюсь в конце концов получить постоянный контракт, - с некоторым лукавством сказал Пнин. - Я уже девять лет, как внештатный профессор, или как это здесь называют "помощник профессора". Годы бегут. Скоро я буду заслуженный помощник в отставке. Гаген, почему вы молчите?

— Вы ставите меня в очень неловкое положение, Тимофей. Я надеялся, что вы не поднимете этого вопроса.

— Я не поднимаю вопроса, я лишь говорю, что надеюсь, ну, не на следующий год, так хотя бы к сотой годовщине отмены рабства Вайнделл мог бы принять меня в штат.

— Видите ли, мой дорогой друг, я должен сообщить вам прискорбную тайну. Это пока неофициально, так что вы должны обещать мне никому об этом не говорить.

— Клянусь, - подняв руку, сказал Пнин.

— Вы не можете не знать, - продолжал Гаген, - с какой любовной заботой я создавал наше замечательное отделение. Я тоже уже не молод. Вы говорите, Тимофей, что провели здесь девять лет. Я же двадцать девять лет всего себя отдавал этому университету! Все мои скромные способности. Мой друг, профессор Крафт, недавно так написал мне: "Вы, Герман Гаген, один сделали для Германии в Америке больше, чем все наши миссии сделали для Америки в Германии". И что же происходит теперь? Я вскормил этого Фальтернфельса, этого дракона, у себя на груди, и теперь он пролез на ключевые посты. От подробностей этой интриги я вас избавлю.

— Да, - сказал Пнин со вздохом, - интриги - это ужасно, ужасно. Но с другой стороны, честный труд всегда себя оправдывает. Мы с вами начнем в следующем году несколько чудных курсов, я уж давно их обдумываю. О Тирании, о Сапоге, о Николае Первом. Обо всех предтечах современных жестокостей. Гаген, когда мы говорим о несправедливости, мы забываем об армянской резне, о пытках, выдуманных в Тибете, о колонистах в Африке... История человека - это история боли!

Гаген наклонился к другу и похлопал его по бугристому колену.

— Вы чудесный романтик, Тимофей, и при более счастливых обстоятельствах... Однако я должен сказать вам, что в ближайшем весеннем семестре мы собираемся учинить нечто и впрямь небывалое. Мы учредим Драматическую Программу - с представлением сцен из различных авторов, от Коцебу до Гауптмана. Я рассматриваю это как своего рода апофеоз... Но не будем отвлекаться. Я тоже романтик, Тимофей, и потому не могу работать с людьми вроде Бодо, как того желают наши попечители. Крафт в Сиборде уходит в отставку, и мне предложили заменить его, начиная со следующей осени.