Ганс Фаллада - У нас дома в далекие времена

— Никогда!!! — отчеканил подполковник в отставке фон Розен, решительно скрипнув зубами.

И он действительно не согласился на мировую. Он вел процесс во всех инстанциях. Из мирного офицера на пенсии он превратился в ходатая по своему делу. Его мысли вращались только вокруг процесса, он читал литературу по вопросам страхования и со временем так понаторел в этом, что озадачивал своих адвокатов.

У нас в Берлине дядя редко бывал в эти годы, а если и заглядывал, то рассказывать о процессе отказывался.

— Процесс идет, шурин,— уклончиво говорил дядя.— Отлично идет, особенно по части расходов! Думаю, что через годик сможем поставить точку.

Однако прошло в общей сложности четыре года и девять месяцев, прежде чем рейхсгерихт вынес решение. Все эти годы дядя существовал, отказавшись от привычного образа жизни. Прекратились поездки в Ривьеру, встречи с давнишними друзьями. Аугуста полностью завладела запущенным садом, сотворив из него огородное хозяйство, а дядя превратился в немощного, раздражительного, обиженного старика. От его былой офицерской выправки не осталось и следа. Ходил он ссутулившись и покашливая.

И вот он сидит у моего отца в кабинете и рассказывает ему об окончательном, бесповоротном исходе процесса. Приговор рейхсгерихта вынесен: страховое общество проиграло и было присуждено к уплате всех судебных издержек.

Но на сей раз не было заметно, чтобы дядю переполняла радость, хотя он одержал окончательную победу.

— Я рад, что все миновало, шурин! — сказал он.— Пожалуй, я радовался бы не меньше, если бы проиграл, лишь бы оно кончилось. Даже выразить не могу, как мне это осточертело за последние годы! Под конец я продолжал бороться только из упрямства, из нежелания уступить, а в сущности мне было все равно, кто окажется правым; я или они. Уж раз затеял... Если б я в самом начале знал то, что знаю теперь, никогда бы этого не затеял.

На что отец привел ему поговорку о худом мире, который лучше доброй ссоры, а потом пример с люстрой...

— Ты прав, шурин,— кивнул дядя.— Теперь я бы тоже предпочел отдать люстру, чем ввязываться в процесс. Ну разве это не ужасно? Когда начался процесс, я непоколебимо верил в свою правоту. Лишь мало-помалу во мне стали пробуждаться сомнения. А теперь, когда рейхсгерихт подтвердил мое право, я все еще продолжаю сомневаться. В конце концов я действительно нарушил важный договорный пункт, а договоры надо соблюдать.

— Ты познал на себе ненадежность всех человеческих установлений, Альберт,— сказал отец.— Добиться права, конечно, можно, однако успех его всегда сомнителен. Но не ставь этого в заслугу только нам, юристам,— и полководец не всегда выигрывает битвы лишь потому, что его дело правое.

Такова история великого процесса дяди Альберта. Но вряд ли я стал бы ее рассказывать, если бы она этим окончилась. Увы, у нее был еще весьма прискорбный эпилог. Я и вообще-то о ней поведал ради этого эпилога.

После процесса минуло полгода, дядя уже совсем пришел в себя, и вот однажды, когда он сидел в башенной комнате своего дома, открылась дверь и Аугуста крикнула:

— Господин подполковник, какой-то господин хочет поговорить с вами!

Дядя ответил:

— Пусть войдет! — И через порог ступил человек, при виде которого дядины глаза гневно засверкали, а лоб нахмурился.

— Добрый день, господин подполковник,— любезно и очень приветливо поздоровался страховой инспектор Кольреп.— Я рад, что разногласия между нами наконец-то устранены. И мне приятно, хоть я верный служащий своего общества, что победили вы.— Сменив тон: — Надеюсь, все урегулировано? Все с точностью уплачено и вы удовлетворены? — Довольно рассмеявшись: — Ах да, конечно! Я же сам видел ваших адвокатов и денежный перевод! Внушительная сумма, господин подполковник! Наверное, у вас сердце пело от радости!

Но сердце моего дяди и не думало петь.

— Послушайте, вы! — сказал он грозно.— Убирайтесь отсюда, да поживее! Вы что вообще...

— Но, господин подполковник! — удивленно сказал инспектор.— Неужели вы злопамятны? Ведь вы же получили свои деньги? — И серьезным тоном добавил: — Я пришел к вам с предложением. Коротко и ясно: не хотите ли вы снова у нас застраховаться?

Дядя чуть не лишился дара речи.

— Каков наглец! — простонал он.— Такого возмутительного бесстыдства я отродясь не встречал! Вы украли у меня годы жизни и после этого осмеливаетесь являться сюда и предлагать мне...

Дядя не мог больше говорить. Дрожа от ярости, он смотрел на посетителя.