Под проливным дождем Груши прощается. Медленно шагают его солдаты по мягкой глинистой почве за пруссаками или, вернее, в том направлении, где они предполагают найти Блюхера.
НОЧЬ В КАЙЮ
Северный дождь льет беспрерывно. Словно вымокшее стадо, продвигается в темноте наполеоновское войско. У каждого солдата фунта два грязи пристало к подошвам; нет ни пристанища, ни дома, ни кровли. Сено слишком отсырело, чтобы лечь на него; десять — двенадцать солдат прижимаются друг к другу, спят сидя — спина к спине — под проливным дождем. И сам император не отдыхает. Лихорадочное возбуждение гонит его с места на место; результаты разведки неудовлетворительны из-за непроницаемой погоды, осведомители дают лишь смутные сведения. Он еще не знает, примет ли Веллингтон сражение; нет также известий о прусской армии от Груши. И в час ночи, пренебрегая хлещущим ливнем, он идет вдоль авангарда, приближаясь на расстояние пушечного выстрела к английским бивуакам, в которых то тут, то там среди тумана вспыхивают легкие дымные огоньки, и вырабатывает план сражения. Лишь на заре возвращается он в маленькую лачугу в Кайю, в свою жалкую ставку, где находит первые депеши Груши, содержащие еще неясные сведения об отступлении пруссаков, но вместе с тем и успокаивающее обещание — продолжать погоню. Постепенно дождь затихает. Нетерпеливо ходит император взад и вперед по комнате и пытливо вглядывается в желтый горизонт, ожидая, чтобы прояснились, наконец, дали и выяснилось окончательное решение.
В пять часов утра дождь прекращается, и обволакивающие душу тучи рассеиваются, — он принимает решение. Отдается приказ по армии: в девять часов приготовиться к атаке. Ординарцы летят по всем направлениям. Барабан играет сбор. И только тогда бросается Наполеон на походную кровать для двухчасового сна.
УТРО ВАТЕРЛОО
Десять часов утра. Но еще не все полки в сборе. Размякшая после трехдневного ливня почва затрудняет передвижение и задерживает подход артиллерии. Лишь постепенно проглядывает солнце и светит при резком ветре; но это не солнце Аустерлица, яркое, лучистое, обещающее счастье, это уныло мерцающий северный полусвет. Наконец полки в сборе; перед началом битвы Наполеон верхом на белом коне объезжает фронт. Орлы на знаменах опускаются, словно пригнутые буйным ветром, кавалеристы воинственно взмахивают саблями, пехота, в знак приветствия, поднимает на штыках свои медвежьи шапки. Исступленно гремят барабаны, неистово радостно встречают полководца трубы, но весь этот фейерверк звуков покрывается раскатистым, дружным, полным восторга криком семидесятитысячной армии: «Vive I’Empereur!» 24 24 Да здравствует император! (фр.)
Ни один смотр за все двадцать лет властвования Наполеона не был величественнее и восторженнее этого — последнего. Едва утихли крики, в одиннадцать часов, — на два часа позже, чем было определено, позже на роковых два часа, — отдается командирам приказ осыпать картечью красные мундиры у холма. И вот двинулся вперед с артиллерией Ней — «Le brave des braves» 25 25 Храбрейший из храбрых (фр.).
.
Настает решающий час Наполеона. Несчетное количество раз описана эта битва: не успеваешь перечитывать, упиваясь всеми волнующими моментами, великолепное описание Вальтера Скотта или эпизодическое изображение Стендаля. Битва эта одинаково значительна и многообразна и вблизи и издали, с холма полководца и с седла кирасира. Это предел напряжения и драматизма, с непрерывным переходом от страха к надежде, разрешающийся в одном исключительном моменте катастрофы: пример истинной трагедии, ибо судьба избранника определила судьбу Европы, и фантастический фейерверк наполеоновской эпопеи, как ракета, возносится к небесам, навеки угасая в трепетном мерцании.
От одиннадцати до часу французские полки атакуют высоты, захватывают деревни и позиции, снова отступают и снова идут вперед. Уже десять тысяч трупов покрывают глинистые мокрые холмы открытого пространства, но в итоге — только усталость с той и с другой стороны. Обе армии утомлены, оба командующих встревожены. Оба знают, что победит тот, кто первый получит подкрепление, — Веллингтон от Блюхера, Наполеон от Груши.
Нервничая, Наполеон вновь и вновь наводит подзорную трубу, снова отдает приказания; если его маршал прибудет своевременно, над Францией еще раз взойдет, сияя, солнце Аустерлица.
Груши, невольный вершитель судьбы Наполеона, следуя его приказу, выступил 17 июня по указанному направлению, за пруссаками. Дождь перестал. Беззаботно, как в мирной стране, продвигаются молодые полки, вчера впервые понюхавшие порох; все еще не видно врага, нет и следа побитой прусской армии.
Читать дальше