И так случилось, что в одно прекрасное утро, когда привратник еще дремал, две просто одетые женщины с прикрытыми от нескромных взоров лицами, словно тени, выступили из пышного дома на базарной площади, своей пугливо-покорной походкой напоминая другую женщину — их мать, ту, что пятьдесят лет назад возвращалась из внезапного богатства на улицу нижнего города — в нищету. Осторожно проскользнули они в робко приоткрытую дверь.
Те, кто в течение всей жизни, безмерно соревнуясь, требовали поклонения и покорности, боязливо прятали теперь свои лица, чтобы путь их остался неведомым, и судьба тайно смирившихся была забыта. Тем не менее еще один, последний раз сестры-близнецы привели в изумление весь город. Ранним утром зазвонили неожиданно все колокола, словно среди осени наступила Пасха; многолюдная процессия построилась у ворот монастыря, впереди шел епископ в окружении духовенства и толпы верующих с зажженными факелами. Он выступал величественно, и впервые после долгих лет поношения сверкали его глаза радостью из-под омраченного лба. Все теснее и взволнованнее толпился народ, чтобы рассмотреть, к какой святой обители движется непонятная процессия. И ко всеобщему изумлению, процессия направилась к дому сестер-блудниц на базарной площади. Епископ вошел, сопровождаемый духовенством, и, потрясая кадильницей, ладаном окурил порочную обитель, покой за покоем; после обеда каменщики укрепили церковный герб над аркадою этого дома, предназначенного отныне охранять добродетельных девушек. Сестры же — теперь только распространилась всех поразившая весть — тайно удалились в отдаленный женский монастырь, оставив на добрые дела все свое состояние, в качестве бесспорного доказательства своего раскаяния. Состояние это оказалось несметным, и золота было так много, что епископ, в память знаменательного этого превращения, решил соорудить над плоскою крышею дома, — как наглядный знак раскаяния, — высокие башни, самые величественные во всей Аквитании. Некий северный художник разработал план, двадцать долгих лет днем и ночью толпами трудились рабочие, и когда, наконец, великое дело было закончено, снова в изумлении собрался народ. Ибо то была не обычная, подъемлющая четырехугольную свою главу к небу одиночная башня, нет, женственно-стройные, одетые в гранитное кружево вздымались две башни — одна справа, другая слева, столь одинаковые вышиной, соразмерностью и тонким очарованием шлифованного камня, что в первые же дни люди назвали обе башни «близнецами», только ли потому, что одна была отражением другой, или, быть может, и потому, что многие помнили сестер-близнецов, чси жизненный путь и чье превращение передал я честно, не ручаясь, впрочем, за достоверность.
Моему другу Вильгельму Шмидтбонну
Не уклонение от дел Освобождает нас от них.
От действия отрешены Не можем быть мы ни на миг.
Бхагаватгита, 3-я песня
Что лучше — дело иль покой?
Смущал и мудрых сей вопрос. Опасность кроется в делах:
Легко запретное свершить. Опасно и бездействие — Поступков (уть темна, как ночь.
Бхагаватгита, 4-я песня
Сие есть история Вираты, которого народ его прославил четырьмя именами добродетели, но о ком не упоминается ни в летописях властителей, ни в книгах мудрецов, чья память забыта людьми.
В те времена, когда мудрый Будда еще не ходил по земле и не изливал свет познания на своих слуг, жил в стране бирвагов, у царя Раджпу-таны, знатный человек Вирата, которого называли Молнией Меча, ибо он был воин, храбрее самых храбрых, и охотник, чьи стрелы никогда не летели мимо цели, чье копье никогда не взвивалось напрасно и чья рука разила, как гром, при взмахе его меча. Его чело было светло, глаза его открыто встречали вопросы людей. Никто не видел его злобно сжимающим руку в кулак. Никогда его голос не возвышался до гневного крика. Он преданно служил своему государю, а его рабы почтительно служили ему, ибо не было более справедливого человека на пяти разветвлениях реки. Благочестивые люди склоняли голову, проходя мимо его дома, а дети улыбались, встречая его взор.
Однажды царя постигло несчастье. Брат его жены, которого он поставил правителем над половиной своего царства, пожелал завладеть и второй половиной и тайно подарками соблазнил лучших воинов царя, чтобы они служили ему. Он уговорил жрецов доставить ему ночью священных цапель озера, уже много тысячелетий служивших символом власти в стране бирвагов. Мятежник снарядил боевых слонов, собрал войско из недовольных жителей страны и, взяв с собой священных цапель, грозно выступил против города.
Читать дальше