– Еще не одного желаю! – услышал Гугуа возглас у себя за спиной. К нему снизу поднимался казак Павлиа.
– Здравствуй, Павлиа! – весело приветствовал его Гугуа, принимаясь чистить ружье.
– Ловко ты убил тура, ей-богу! Я сам к нему подкрадывался, но, видно, это была твоя доля!
– У меня ружье крымское, семилинейное, – похвалился Гугуа.
– И ружье у тебя хорошее, да и глаз верный!
Павлиа и Гугуа прикрепили к ногам кошки и спустились по крутому, кое-где еще обледенелому спуску к тому месту, где застрял убитый тур… Поднявшись обратно, развели костер из сухой травы, чтобы высоко взвивающийся дым оповестил окрестных жителей о том, что охотниками убит тур, и прославил их. Ведь туры ходят по таким вершинам, которые даже не для каждого горца доступны. Охотники наспех зажарили шашлыки из внутренностей, перекусили и, отдохнув, пошли на празднество.
Павлиа тащил тура за спиной. По обычаям тамошних охотников ему принадлежала доля в добыче, как свидетелю охоты. Они перевалили через несколько гребней и вышли к плоскогорью, замыкавшемуся с одной стороны холмом, на вершине которого, внутри каменной ограды, стояла часовня цверского архангела. За оградой полыхали под ветром знамена. Вся поляна была усеяна народом в пестрых праздничных одеждах. Люди развлекались, собираясь небольшими толпами: в одной плясали под звуки пандури и плеск ладоней, в другой водили хоровод. К нише непрестанно подводили баранов, дека-нозы тут же их закалывали, юноши-подручные свежевали убоину и кидали в общий котел, дымившийся над огромным костром.
Навстречу Гугуа и Павлиа побежали юноши-подростки которые еще издали заметили их.
– Охотники, охотники идут! Смотрите, – убили тура! – кричали они.
Охотников тесно окружила толпа. У тура срубили рога поднесли его в дар иконе цверского архангела. Затем все смешались с веселящимся народом.
– Гляди, гляди туда! – воскликнул вдруг Павлиа, указывая на большую толпу, собравшуюся в кружок.
– А что? – спросил Гугуа.
– Глаз, что ли, у тебя нет? Не видишь, – вон Цико!
Гугуа никогда не видел Цико, но он столько слышал о ней, что невольно взволновался.
– Где, где? – нетерпеливо спросил он.
– А вон она! – указал рукой Павлиа.
Гугуа взглянул и замер от изумления.
Цико плясала с каким-то юношей, плясала так самозабвенно, как могут плясать только семнадцатилетние девушки, с детской непосредственностью, всем существом своим отдавшись радости размеренных и легких движений. Цико убегала от юноши, снова подзывала его к себе лукаво-смеющимся взглядом и снова ускользала из-под его раскинутых рук, чтобы издали дразнить его нежным, едва заметным трепетом всего тела. Юноша носился за нею, всячески стараясь преградить ей путь, поймать ее, остановить, подчинить себе эту непокорную шалунью-девушку. Но Цико недаром славилась своим умением плясать, и не так-то легко было ее заполучить. Оба старались перещеголять друг друга, утомить один другого, но оба были как будто нарочно подобраны для этого состязания.
Вдруг кто-то крикнул, что там, на краю поляны, юродивый предсказывает будущее, и вся толпа кинулась туда. Цико тоже стояла в толпе и с любопытством слушала исступленные выкрикивания одержимого. Вдруг она почувствовала, что кто-то легко толкнул ее сзади; она обернулась и встретилась глазами с Гугуа.
– Несчастный, ты что толкаешься? – гневно спросила она.
– Милая, повернись ко мне, что на него-то глядеть! – усмехнулся Гугуа.
– Что зубы скалишь?
– Радуюсь!
– Радуюсь! – передразнила Цико. – А чему радуешься, сам не знаешь!
– Радуюсь тому, что увидел тебя!
Девушка еще раз сердито оглянулась на него, потом повернулась к юродивому. Гугуа продолжал глядеть на нее сверкающими глазами.
– Милая! – снова дотронулся он до нее.
– Отстань, чтобы глаза твои не глядели!
– Клянусь богом, никогда больше от тебя не отстану!
– Посмотрим!
– Ты должна стать моей!
– Не дождешься! – и девушка смешалась с толпой.
Гугуа поглядел вслед убегавшей девушке, сердце его томительно сжалось, он понял, что никогда не сможет уйти от нее. Сама судьба предназначила ему эту девушку, и он завоюет ее, хотя бы даже ценой жизни! Из глубокой задумчивости вывел его толчок в бок и веселый возглас Павлиа:
– Что? Проняло тебя?
– Проняло, да еще как! – отозвался он.
– Хороша?
– О-о! – тоскливо воскликнул Гугуа.
С этого дня Гугуа потерял покой. Павлиа всячески старался разжечь в нем это чувство. И вот однажды, когда Гугуа сидел печально-задумчивый перед лавкой, к нему развязно подошел Павлиа.
Читать дальше