– Сэр! Что вы хотите делать? – вскричал он.
Стюарт осадил взвившегося на дыбы коня, и в эту минуту позади грохнул второй залп, рассыпался нестройными хлопками, грохнул еще раз, а тем временем шум справа приближался и нарастал.
– Пустите, Алан. Он мой друг, – сказал Стюарт.
Но офицер вцепился в узду.
– Слишком поздно! – вскричал он. – Сарториса всего лишь убьют, вас же возьмут в плен.
– Вперед, прошу вас, сэр, – вмешался пленный майор. – Что значит один человек против возрожденной веры в человечество?
– Ради Бога, подумайте о Ли, генерал! – взмолился адъютант. – Вперед!
– скомандовал он отряду и, пришпорив свою лошадь, увлек за собой генеральского коня, между тем как позади выскочил из леса кавалерийский отряд янки.
– Итак, – закончила тетушка Дженни, – мистер Стюарт поехал вперед, Баярд вернулся за этими самыми анчоусами, а вся армия Поупа стреляла ему вслед. С воплем: «А-а-а-а! А-а-а-а! За мной, ребята!» – он взлетел на холм, перепрыгнул через накрытый для завтрака стол, ворвался в разоренную палатку с провиантом, и тут повар, который прятался за сваленными в кучу припасами, вскинул руку и выстрелил ему в спину из дерринджера [10]. Мистер Стюарт с боем прорвался обратно и вернулся в лагерь, потеряв всего двух человек. Он всегда лестно отзывался о Баярде. Он говорил, что Баярд был хорошим офицером и отменным кавалеристом, но что он был слишком безрассуден.
Они еще немного посидели, освещенные огнем камина. Пламя металось и трещало, искры яростным вихрем взмывали в трубу, и короткая жизнь Баярда Сарториса метеором пронеслась по темному полю их общих воспоминаний и невзгод, осветив его скоротечным ослепительным блеском, и, как беззвучный удар грома, угасая, оставила за собой какое-то сумрачное сиянье. Гость, инженер-шотландец, молча сидел и слушал. Потом он заговорил:
– Когда он поскакал назад, он ведь не был твердо уверен, что там есть анчоусы?
– Майор-янки сказал, что они там есть, – отозвалась тетя Дженни.
– Да, – задумчиво протянул шотландец. – А мистер Стюарт и в самом деле вернулся на следующий день, как он писал в своей записке?
– Он вернулся в тот же вечер искать Баярда, – отвечала тетя Джепни.
Пепел, мягкий, как розовые перья, тлеющими чешуйками падал на дно камина, постепенно принимая нежнейший сероватый оттенок. Джон Сарторис, наклонился к огню и помешал пылающие угли стволом трофейного ружья.
– По-моему, это была самая отчаянная армия на свете, – сказал он.
– Да, – согласилась тетя Дженни. – А Баярд был самый отчаянный парень во всей этой армии.
– Да, – задумчиво подтвердил Джон Сарторис, – Баярд был изрядный сумасброд.
Шотландец заговорил снова.
– Этот мистер Стюарт, который назвал вашего брата безрассудным, кто он, собственно, был?
– Он был генерал от кавалерии Джеб Стюарт, – ответила тетя Дженни. Некоторое время она задумчиво смотрела в огонь, и ее бледное суровое лицо на мгновение стало кротким и нежным. – У него было какое-то странное чувство юмора, – сказала она. – Самым забавным зрелищем на свете он считал генерала Поупа в ночной сорочке. – Она снова погрузилась в воспоминания о чем-то далеком, скрытом за розовыми зубчатыми стенами пылающих углей. – Несчастный, – промолвила она, а потом спокойно добавила: – В пятьдесят восьмом году я танцевала с ним вальс в Балтиморе. – И голос ее был гордым и тихим, как флаги в пыли [11].
Но теперь дверь была закрыта, и свет, едва проникавший сквозь разноцветные стекла, был окрашен в густые сумрачные тона. Слева от Баярда находилась комната его внука, та самая комната, где в октябре прошлого года умерли жена и ребенок его внука. Он помедлил у двери, потом тихонько отворил ее. Ставни были закрыты, и в комнате стояла немая тишина нежилого помещения, и он снова закрыл дверь, в рассеянности, свойственной глухим, тяжелой поступью вошел в свою спальню и по привычке с грохотом захлопнул за собою дверь.
Он сел, снял ботинки, которые два раза в год изготовляла ему по мерке фирма в Сент-Луисе, в носках подошел к окну и глянул на свою оседланную кобылу, которая была привязана к шелковице на заднем дворе, и на поджарого, как гончая, юношу-негра, в картинной неподвижности застывшего рядом. Из кухни, которой из этого окна не было видно, то замирая, то нарастая в бесконечной печали, вливался в ленивую тишину неслышный Баярду голос Элноры.
Он подошел к стенному шкафу, вытащил потрескавшиеся сапоги для верховой езды, надел их, притопнув ногами, взял сигару из ящичка на ночном столике и некоторое время постоял с незажженной сигарой в зубах. Сквозь сукно брюк рука его нащупала лежавшую в кармане трубку, он вынул ее, еще раз на нее посмотрел, и ему почудилось, будто он все еще слышит голос старика Фолза, который снова и снова кричит ему: «Полковник сидел себе там на стуле, ноги в одних носках положил на перила крыльца и курил эту самую трубку. Старуха Лувиния сидела на ступеньках и лущила в миску горох к ужину. В то время каждый и гороху радовался. А вы тоже на крыльце сидели, и еще к столбику прислонились. Больше никого там не было, одна только ваша тетушка – та, что жила у вас, когда мисс Дженни еще не приехала. Полковник отослал обеих девочек к вашему дедушке в Мемфис, еще когда он в первый раз поехал в Виргинию с тем самым полком, который вдруг переметнулся и постановил лишить его полковничьего чина. Взял да и лишил его чина – а все потому, что он не хотел быть запанибрата с каждым встречным и поперечным, который являлся с краденым ружьем и солдата из себя корчил. Вы, сдается мне, тогда совсем еще мальчишкой были. Сколько вам тогда стукнуло, Баярд?»
Читать дальше