Карел Чапек - Кракатит

Слезы ее полились обильнее.

— Я любила тебя, а теперь тебя больше не увижу. Ступай, отойди с дороги, я развернусь.

Он не двинулся, стоял, как каменный. Княжна подъехала к нему вплотную.

— Прощай, Прокоп, — промолвила она тихо и начала медленно съезжать назад по дороге.

Он побежал за ней; машина, пятясь, катилась все быстрее, быстрее. Как будто уходила под землю.

Прокоп замер, объятый жутью, прислушался — не раздастся ли грохот машины, разбившейся где-нибудь на повороте? Не рокот ли мотора доносится издалека? Или то — смертное безмолвие конца, от которого стынет в жилах кровь? Вне себя бросился Прокоп по шоссе следом за княжной. Сбежал по серпантину дороги к подножию холма; ни следа машины. Опять побежал в гору, вглядываясь в обрывы, слезал, раздирая руки, туда, где распознавал во мраке темное или светлое пятно; но это были кусты боярышника или камни, и он, спотыкаясь, карабкался обратно на шоссе, сверлил глазами тьму — а вдруг… вдруг лежит где-нибудь куча обломков, и под ней…

Он добрался до развилки на вершине холма; вот здесь начала она проваливаться во тьму. Сел у придорожного столба. Тишина, неизмеримая тишина. Холодные предрассветные звезды, скажите, — летит ли где-нибудь машина темным метеором? Неужели никто не отзовется, не вскрикнет птица, не залает собака в деревне, ничто и никто не подаст признаков жизни? Все окоченело в торжественном молчании смерти. Вот, значит, каков он, конец — беззвучный, леденящий, темный конец всему; пустота, вырытая тьмой и безмолвием; пустота — стоячая, ледяная.

В каком углу скрыться мне, чтоб наполнить его своей болью? О, пусть звезды померкнут и настанет конец света! Разверзнется земля, и в грохоте стихий промолвит господь: "Беру тебя обратно, больное и слабое создание, было нечисто в тебе, и недобрые силы освободил ты от пут. Милый, милый, постелю тебе ложе из пустоты…"

Прокоп затрепетал под терновым венцом вселенной. Значит, страдание человека — ничто, не имеет цены; оно — маленькое, съежившееся, просто дрожащий пузырек на дне пустоты. Хорошо, хорошо — мир безграничен, говоришь ты; но дай мне умереть!

На востоке побледнело небо, холодно выступило светлое шоссе, белые придорожные камни; смотри, вон следы колес, следы в мертвой пыли… Прокоп встает, одеревеневший, ошеломленный, и пускается в путь. В путь — вниз, к Балттину.

Прокоп шел безостановочно. Вот деревня, рябиновая аллея, мостик над тихой и темной рекой; туман поднимается, застилает солнце; и опять серый, холодный день, красные крыши, стада красных коров.

Далеко ли до Балттина? Шестьдесят, семьдесят километров… Сухие листья, повсюду — одни сухие листья…

В полдень Прокоп присел на кучу щебня — не мог больше идти. Проезжала мимо телега; крестьянин придержал лошадь, посмотрел на разбитого человека.

— Подвезти, что ли?

Прокоп благодарно кивнул, ни слова не говоря, подсел на передок. Телега остановилась в городке.

— Приехали, — сказал крестьянин. — А вам куда надо-то?

Прокоп слез и молча пошел дальше. Далеко ли до Балттина?

Начался дождь; Прокоп уже выбился из сил, пписел на перилах моста; под ним ярилась и пенилась холодная вода. Навстречу мчался автомобиль, затормозил на мосту; выскочил человек в шубе из козьего меха, двинулся прямо к Прокопу:

— Как вы сюда попали?

Это — господин д'Эмон, на его татарских глазах — автомобильные очки, весь он похож на гигантского косматого жука.

— Я сейчас из Балттина — вас разыскивают.

— Далеко до Балттина? — прошептал Прокоп.

— Сорок километров. Зачем вам туда? Там уже выдали ордер на ваш арест. Идемте, я увезу вас.

Прокоп покачал головой.

— Княжна уехала, — тихо произнес д'Эмон. — Сегодня утром, с oncle Роном. Главным образом для того, чтобы забылось… одно неприятное… дело о человеке, сбитом машиной…

— Он умер? — еле дыша, спросил Прокоп.

— Пока еще жив. А во-вторых, княжна, как вы, вероятно, знаете, серьезно больна туберкулезом. Ее повезут куда-то в Италию.

— Куда именно?

— Не знаю. Никто не знает.

Прокоп встал и пошатнулся.

— Тогда… тогда…

— Поедете со мной?

— Н-не знаю… Куда?

— Куда хотите.

— Я… мне хотелось бы… в Италию.

— Поедемте.

Д'Эмон помог Прокопу сесть в машину, набросил на него меховую полость и захлопнул дверцу. Машина тронулась.

И снова развертывается панорама края, но как-то странно, словно во сне, и в обратном порядке; городок, тополиная аллея, куча щебня, мостик, коралловые гроздья рябин, деревня… Машина зигзагами взбирается на холм; вот и развилка, где они распались. Прокоп поднялся, чтоб выпрыгнуть из машины; д'Эмон отдернул его на место, нажал на газ, переключил на четвертую скорость. Прокоп закрыл глаза; теперь они уже не едут по дороге — поднялись в воздух, летят… ветер бьет в лицо, тучи стегают, как мокрые тряпки, рокот мотора слился в сплошной, низкий рев, где-то внизу, наверное, прогибается под ними земля, но Прокоп боится открыть глаза, чтоб не увидеть проносящихся под ним аллей. Быстрее!