Карел Чапек - Кракатит

Прокоп скрипнул зубами:

— Как это, как это, что я и сейчас тебя люблю?

Бешеным рывком он оторвал ее от стены, обхватил своими медвежьими лапами. Она забилась с такой силой, что, если б он разжал руки, — упала бы наземь; и он еще крепче сжал ее, едва удерживаясь на ногах, так яростно она сопротивлялась. Она извивалась, стиснув зубы, конвульсивно упираясь руками в его грудь; волосы ее упали на лицо, она кусала их, чтоб подавить крик, отталкивала Прокопа, изогнувшись назад, кидаясь во все стороны, как в припадке падучей. Это была бессмысленная, безобразная сцена; он думал только о том, что нельзя ей дать упасть на пол, нельзя опрокинуть стул, и что… что было бы с ним, если б она вырвалась? Он бы провалился от стыда! Прокоп рванул княжну к себе, зарылся губами в спутанные волосы; нашел пылающий лоб; а она в отвращении отворачивала лицо и отчаянно старалась ослабить тиски его рук.

— Дам, дам кракатит, — холодея от ужаса, услышал он собственный голос. — Ддддам, слышишь? Все отдам! Пусть война, новая война, новые миллионы убитых… Мне… мне все равно. Хочешь? Скажи только слово… Я же говорю, что отдам кракатит! Клянусь, я… я тебе кляннн… Люблю тебя, слышишь? Будь… будь что будет! И даже если погибнет весь мир… Я люблю тебя!

— Пусти! — жалобно кричала она, вырываясь.

— Не могу, — простонал он, зарывшись лицом в ее волосы. Я самый презренный из людей… Я пре… предал весь мир, весь человеческий род… Плюнь мне в глаза, но не вы-гоняй меня! Почему я не могу отпустить тебя? Я отдам кракатит, слышишь? Я поклялся; но теперь дай мне забыться! Где… где твои губы? Я подлец, но делуй меня! Я про… пропал…

Он зашатался, словно падая; теперь княжна могла вырваться — он взмахнул руками, чтоб удержаться; но она запрокинула голову, отбросила волосы назад, подставила губы. Он обхватил ее, безвольную, податливую; целовал сомкнутые губы, пылающие щеки, шею, глаза… хрипло всхлипывал — она не сопротивлялась, бессильно повиснув у него на руках. Испуганный ее мученической неподвижностью, он отпустил ее, отступил на шаг. Княжна пошатнулась, провела рукой по лбу, слабо улыбнулась о, какой жалкой была эта попытка улыбнуться! — и обвила руками его шею.

Они лежали без сна, тесно прижавшись друг к другу, устремив глаза в полумрак. Он слышал лихорадочное биение ее сердца; за все эти часы она не сказала ни слова, целовала ненасытно и вновь отрывалась, клала платочек между своими губами и его, словно дохнуть на него боялась; и теперь отвернула лицо, устремила во тьму горячечный взор…

Он сел, обняв колени. Да, пропал; пойман на удочку, связан, выдан с головой филистимлянам.

А, пусть теперь будет, что должно быть. Отдашь оружие в руки тех, кто его использует. Погибнут тысячи тысяч. Смотри — не видишь разве бескрайнее поле руин? Вот это была церковь, а то — дом; это был человек. Сила страшна, и все зло от нее. Будь проклята сила, душа злая, неискупленная — как кракатит, как я, как я сам!

Созидательная, трудолюбивая слабость людскаяот тебя пошло все доброе, все честное; твое дело — связывать, сцеплять, соединять разрозненное и удерживать соединенное. Будь проклята рука, развязавшая силу! Будь проклят тот, кто нарушит связи стихий!

Все человеческое всего лишь лодочка в океане сил; и ты, ты выпустишь на волю бурю, какой не было никогда…

Да, я выпущу бурю, какой никогда еще не было; отдам кракатит, освобожденную стихию, и разобьется вдребезги лодочка человечества… Погибнут тысячи тысяч. Истреблены будут народы и сметены города; не будет предела тому, у кого оружие в руке и гибель в сердце. Ты это сделал. Страшна страсть кракатит человечьих сердец, и все зло — от нее.

Прокоп взглянул на княжну — без ненависти, разрываемый тревожной любовью и состраданием.

О чем она сейчас думает, застывшая и устрашенная?

Наклонился, поцеловал ее в плечо. Так вот за что я отдам кракатит; отдам его и уйду, чтоб не видеть позора и ужаса своего поражения. Страшную цену заплачу я за свою любовь — и уйду…

Прокоп вздрогнул от сознания бессилия: да разве дадут мне уйти? На что им кракатит, пока я могу открыть его тайну другим? А, вот зачем хотят они связать меня навеки! Вот зачем заставляют отдать им душу и тело! Здесь, здесь ты останешься, скованный страстью, и вечно будешь страшиться этой женщины; будешь метаться в зловещей любви, и выдумывать адское оружие… и служить им будешь…

Княжна обратила к нему безмолвный взгляд. Он сидел, как изваяние, и по грубому, тяжелому лицу его стекали слезы. Она приподнялась на локтях, не спуская с него пристальных скорбно-пытливых глаз; он не замечал этого, сидел зажмурясь, цепенея в тупом отчаянии поражения. Тогда она тихонько встала, зажгла ночник на туалетном столике, стала одеваться.