На маленькой железнодорожной станции царила суета. Люди толпились всюду: на цементированной площадке перед перроном; в заплеванных, залитых водой углах вокзала, заваленного арбузными корками и всяким мусором; возле билетных касс с окошечками, напоминавшими птичьи клетки; в тени акаций, на каменной лестнице, ведущей в здание вокзала. В большинстве своем это были растерянные, испуганные крестьяне, женщины в простых, грубых накидках, старомодных бамбуковых шляпах, белых кофтах и белых штанах, с красными лентами в волосах и зелеными поясами; от них пахло потом и скверной дешевой пудрой. Из далеких и ближних деревень сюда непрерывно стекались люди – станция считалась единственным убежищем: все поселки, расположенные вблизи от станции, попали в полосу артиллерийского огня. Беженцы уже несколько суток находились в пути, невыносимо страдали от голода и жажды, многие из них совсем пали духом. Под угрозой смерти люди утратили все – чувство собственного достоинства, самолюбие. Неожиданно встретившись здесь, они прониклись взаимным сочувствием, понимали друг друга с полуслова. У всех была одна надежда на скорейшее появление поезда – этого громадного чудовища, которое отвезет их подальше от гиблых мест.
– И чего суетятся! Слышал, что сказали начальнику по телефону с соседней станции? Раньше пяти часов поезда не будет. А вообще никто толком ничего не знает. Может, им придется торчать здесь до вечера…
– И то утешение! А сколько еще должно пройти воинских эшелонов?
– Немало! С подкреплением, с ранеными, с боеприпасами… Правда, следующий везет пять тысяч арбузов на фронт к реке Ц.
– О, арбузы – дело выгодное. Особенно в такое время! Догадайся я об этом раньше, арендовал бы землю, развел бахчи и имел бы верных пятьдесят процентов прибыли.
Первый собеседник усмехнулся. То был рослый мужчина лет тридцати с лишним, одетый в железнодорожный темно-синий китель с медными пуговицами и негармонирующие с железнодорожной формой широкие белые брюки из тонкой ткани; ноги его были обуты в матерчатые туфли. Он стоял на мокром цементе, прислонившись кгрубо сколоченной деревянной ограде; под мышкой у него торчали небрежно свернутые красные и зеленые флажки. Второму собеседнику – бригадиру станционных рабочих, судя по виду, тоже шел четвертый десяток. Прокопченное лицо, корявые, сильные пальцы, обнаженные руки, белая форменная куртка с черными иероглифами, красная фуражка, короткие штаны из дешевой желтой материи, из-под которых выглядывали волосатые ноги. Зажав двумя пальцами сигарету, он стоял в тени дерева за станцией. Жаркие лучи июльского солнца пронизывали красную черепицу и железные навесы, ярким светом заливали бесконечные поля маслянисто-зеленого гаоляна и поросшие сорняками пустыри. По платформе прохаживались патрули с разнокалиберными винтовками на плечах и сдвинутыми набок фуражками; солдаты были одеты в серую форму и плетеные из травы сандалии.
Японские часы в кабинете начальника станции гулко пробили три. Из здания вокзала доносился ропот толпы.
– Сяо-пи… Ты говоришь, на арбузах можно получить пятьдесят процентов прибыли? Глупый! Если бы земля приносила доход, я сам согласился бы на тридцать. А так, кому охота спину гнуть!.. Арбузов уродилось много, но знаешь ли ты государственную цену? – Тут стрелочник Юй снова усмехнулся и замолчал; он хотел узнать, имеет ли Сяо-пи представление о цене на арбузы.
– Какая же? – спросил тот.
– Какую назовут, за ту и продашь! Прикинь-ка сам: в городе Т. за десяток арбузов выручишь самое большое семь цзяо; значит, в деревне они стоят вдвое дешевле, то есть три с половиной цзяо, так ведь? А нынче давали и вовсе один. Такое уж время года!.. Да еще торопят: дело, мол, казенное; за два дня в вагоны погрузили арбузы с обоих берегов реки Ухэ.
Сяо-пи оглянулся на солдат в серой форме, раскрыл было рот, чтобы ответить, но так ничего и не сказал.
– Что говорить – за арбузы много не выручишь! – Тут стрелочник ткул пальцем в подошедшего к двери солдата – желтого, худого юношу лет двадцати. Солдат, по-видимому, изнывал от безделья и, опустив голову, что-то насвистывал. Вдруг он поднял глаза и рассеянно поглядел на стрелочника. Стрелочник в свою очередь посмотрел на солдата и продолжал: – Разводить арбузы еще куда ни шло! Хуже, когда пригородных крестьян заставляют за одни сутки вырубить сто двадцать му гаолянового поля для аэродрома! К счастью, у нас не так уж много бахчей и мы не арендуем землю у помещиков под гаолян. – Разговор, казалось, затронул его больное место. – А вообще стоит ли сажать арбузы, сеять гаолян? Глупое занятие. Только горб наживешь, а воспользуются твоим трудом другие.
Читать дальше