Илья Штемлер - Архив

Так что соблюдение в хранилище технологического режима кроме чисто рабочего момента носило для Софочки еще и личностный интерес. Она приспособилась к этой обстановке, как рыба к определенной воде, и всякое отклонение или нарушение режима вызывало у нее панику и гнев.

История с чертовым хлебным точильщиком вот уже второй день не давала ей покоя. Обнаружила точильщика студентка-практикантка Тая и доложила Софье Кондратьевне.

Точильщик пировал на трех стеллажах. А способ, как с ним справиться, известен: надо смочить вату скипидаром и обложить полки. Чем Тимофеева и заняла почти весь отдел. Даже на обед не отпустила разом, чтобы не ослаблять скипидарный дух. Только Шура Портнова ушла, сказала, что в детский сад вызывают. Но Тимофеева усмотрела в этом протест, нежелание подчиниться распоряжениям. С какой стати надо работать во время обеденного перерыва, потрафлять сумасбродству начальства?! И, несмотря на недовольство Тимофеевой, ровно в двенадцать Портнова хлопнула дверью… Такого раньше не было. Чувствуют, что скоро ей уходить на пенсию, подталкивают.

Тимофеева пришла в архив семнадцатилетней девчонкой осенью сорок первого года. Если можно назвать архивом склад технической и хозяйственной отчетности. Вскоре в пустующие монастырские приделы стали поступать документы из Москвы и Ленинграда, из других городов, к которым подползла война. Монастырь Большого Вознесения простер свои богоугодные стены, пряча от черного неба несметное количество коробок, связок, отдельных папок. О научной работе никто не помышлял, лишь бы сохранить документы. После войны основные фонды вернулись к своим адресатам. Значительная часть осталась в монастыре, докомплектовалась понемногу, и постепенно склад превратился в учреждение, которому вполне можно доверить «патентную чистоту». Архив получил вторую категорию и стал своеобразным центром исследовательской работы на периферии…

Первый директор архива — пусть земля ему будет пухом — Образцов Василий Платонович, подвижник и энтузиаст, рассылал по ближним и дальним городам и селам области экспедиции. Куда в основном входили студенты. Им засчитывали это как учебную практику. В забытых церквах, монастырях они выискивали и описывали документы, пополняя коллекцию архива. И так обильно, что пришлось в срочном порядке проводить капитальный ремонт, сооружать лифт… Архив крепчал с каждым годом. И вдруг гром с ясного неба — Образцову пришла повестка явиться к следователю. Во время экспедиционных архивных работ пропало большое количество икон и прочего церковного добра. Состоялся суд, и Образцову определили пять лет. Через полгода он умер в тюрьме. А в конце шестидесятых его реабилитировали, признали следственную ошибку. И все благодаря Софье Кондратьевне Тимофеевой. Она верила в порядочность Образцова, не сомневалась в его честности. Еще на суде, после объявления приговора, кричала, что ложь все это. Как тогда сама не загремела, непонятно, очень даже могли пришить статью за оскорбление суда. По тем временам…

После Образцова директором архива стал милицейский майор в отставке. В те времена архивы относились к Министерству внутренних дел, и появление директора с персональной милицейской пенсией было не такой уж редкостью. Утомленный многотрудной борьбой с нарушителями соцзаконности, бывший чин смотрел на сотрудников с некоторым подозрением. Всерьез его никто не принимал. Человек совершенно не компетентный в архивных вопросах, он целыми днями пропадал в исполкоме, в райкоме, а когда и присутствовал на работе, то найти его можно было только с помощью розыскных собак — зайдет, бывало, в хранилище, присядет с каким-нибудь делом за стол да и посапывает в обе ноздри. И придраться нельзя — занят директор, изучает материал. Единственный толковый шаг он сделал — привлек на работу в архив Гальперина, несмотря на противление отдела кадров. Этот поступок смягчил отношение Софьи Кондратьевны к директору. Ей давно хотелось работать с Гальпериным, которого она знала по университету… Был у директора один пунктик — отдел специального хранения, так называемый «спецхран». Помещение, где собирались документы, не подлежащие оглашению. Кто-кто, а он, человек из управления внутренних дел, представлял, какие документы держат в строгой изоляции.

Директор поставил дополнительную металлическую дверь, навесил хитроумных замков, ключи от которых хранил в сейфе.

А вообще-то директор-милиционер оказался на миру человеком безвредным, и в таком качестве он держался на плаву лет десять, пока не отнялась речь. По этому поводу возникла черная шутка: «Продолжал бы работать. Никто и не заметил бы, что у него отнялась речь». Но в целом жалели своего «постового». Кого еще пришлют на его место?!