Стефан Цвейг - Том 9 - Триумф и трагедия Эразма Роттердамского; Совесть против насилия - Кастеллио против Кальвина; Америго - Повесть об одной исторической ошибке; Магеллан - Человек и его деяние; Монтень

Кто думает о своей свободе, уважает свободу каждого на земле.

Отступая в 1570 году в башню, тридцативосьмилетний Мишель де Монтень полагает, что свою жизнь завершит в этой башне. Как позднее Шекспир, он своим необычайно проницательным взглядом увидел хрупкость вещей, «заносчивость властей, лживость политики, унизительность службы при дворе, скуку работы в магистрате» и, прежде всего, свою собственную неспособность активно действовать в мире. Он пытался помочь, но его помощи не желали, он пытался — впрочем, не очень настойчиво, и всегда с гордостью уважающего себя человека — давать советы власть имущим, как успокоить фанатиков, но его советами не заинтересовались.

С каждым годом время становится беспокойнее, вся страна охвачена волнениями. Варфоломеевская ночь ведет к новым кровопролитиям. Гражданская война докатывается до дверей его дома. И он принял решение более ни во что не вмешиваться. Он не желает более видеть мир, пусть мир, словно в камере обскуре, отражается в его рабочем кабинете. Сознавая свое бессилие, он подал в отставку. Пусть другие заботятся о месте, о влиянии, о славе, отныне он станет заботиться лишь о себе. Он окопался в своей башне, между ним и шумом внешнего мира вал из тысячи книг.

Иногда еще он предпринимает вылазку из своей башни: как рыцарь ордена Св. Михаила он выезжает на похороны Карла IX, время от времени, когда его об этом просят, он выполняет политические посреднические поручения, но решает больше по своей инициативе не принимать никакого участия в политической жизни страны, на битвы герцогов Гизов с Колиньи смотреть как на сражение при Платее. Он принимает решение отныне никому не сострадать, быть ко всему безучастным, теперь его мир — это его «я». Он хочет записать кое-какие воспоминания, несколько мыслей, скорее, мечтать, чем жить, и готовиться к смерти, терпеливо ожидать ее.

Он говорит себе то же, что все мы говорим себе во времена смут: «Какое тебе дело до мира? Ты не в состоянии изменить его, улучшить. Подумай о себе, спасай в себе все, что можно спасти. Строй, тогда как другие разрушают, попытайся в этом мире безумия быть разумным для себя. Замкнись, строй свой собственный мир».

Наступил 1580 год. Изолированный от мира, он десять лет просидел в своей башне, решив, что здесь и завершит свою жизнь. Но тут он понял, что ошибся, а Монтень всегда признается в своих ошибках.

Первая ошибка заключалась в том, что он полагал, будто в тридцать восемь лет он уже стал стариком и что слишком рано начал готовиться к смерти, собственноручно уложил себя в гроб. Сейчас ему сорок восемь, и он с удивлением видит, что чувства не угасли, а пожалуй, скорее стали ярче, ум — яснее, душа — менее чувствительной, более любопытной, более нетерпеливой. Нельзя так рано отказываться от всего, закрывать книгу жизни, как будто бы уже прочитан последний лист. Приятно было читать книги, часок побыть с Платоном в Греции, часок послушать мудрого Сенеку, с этими спутниками из других столетий, с этими лучшими из лучших на свете жить было хорошо и спокойно.

Но даже если и не хочешь, приходится жить в своем столетии, воздух твоего времени проникает даже в закрытое помещение, особенно если этот лихорадящий и душный воздух несет грозу. И мы пережили все это, если страна охвачена возбуждением, то и в уединении душа не найдет себе покоя. Сквозь стены башни, сквозь стекла окон чувствуем мы волнения времени, можно разрешить себе передышку, но полностью уклониться от них невозможно.

И о второй допущенной им ошибке Монтень постепенно узнает: он искал свободу, уйдя из большого мира, из политики, от службы и домашних дел в свой маленький мир дома и семьи, а вскоре обнаружилось, что он одни связи поменял на другие. Да и изоляция, которую он создал себе вблизи дома, не удалась, не удалось укорениться здесь одиночеству, помешали сорная трава, плющ, вьющийся вокруг ствола, маленькие мышц-заботы, грызущие корни.

И башня, в которой он уединился, переступить порог которой никто не смел, не помогла ему. Стоит ему посмотреть в окно, и он видит, что на полях лежит иней, и он уже думает о погибшем вине. Едва раскрыв книгу, он слышит внизу голоса бранящихся людей, а выйдя из комнаты, слышит о соседях, о заботах управления хозяйством. Его одиночество — не одиночество анахорета, так как у него поместье, поместье же необходимо лишь для того, кто получает от него удовольствие. Монтень не привязан к нему. «Копить деньги — трудное дело, в котором я ничего не понимаю». Но поместье висит на нем, не дает ему свободы. Монтень очень ясно представляет себе все это. Он знает, что по сравнению с тем, что творится в стране, все эти заботы смехотворны. Лично он охотно все это бросил бы. «Мне было бы легко от всего этого отказаться». Но поскольку этим занимаешься, от докучливых хозяйственных дел никак не освободиться.