Стефан Цвейг - Том 9 - Триумф и трагедия Эразма Роттердамского; Совесть против насилия - Кастеллио против Кальвина; Америго - Повесть об одной исторической ошибке; Магеллан - Человек и его деяние; Монтень

Какой бы повод ни был инсценирован, какой бы повод ни был выдвинут — логический, этический, национальный или религиозный, — чтобы оправдать убийство человека, ни одно из этих оснований не снимает личной ответственности с человека, который совершил или приказал совершить преступление. В кровавых деяниях всегда виновен человек, и никогда не оправдать убийство мировоззренческими соображениями.

Истины распространяются, но принудительному внедрению они не поддаются. Ни одно учение не станет более правильным, ни одна истина — более истинной, если носители их будут горячиться и кричать о них на каждом углу; ни одну истину нельзя возвысить насильственной пропагандой, нельзя сделать более значительной суть какого-либо учения. Более того, учению, мировоззрению не сохраниться, если оно будет преследовать людей, которые противятся ему из-за присущего только этим людям образа мыслей. Убеждения глубоко личны и никому не подвластны; они не поддаются никакой регламентации, никаким законам, и любая истина, даже если она тысячу раз будет взывать к Богу и именовать себя святой, никогда не вправе погубить святыню — Богом созданную жизнь.

И если Кальвину, догматику, человеку религиозной идеи, безразлично, как ради идеи, которую он считает непреходящей, гибнут бренные люди, то для Кастеллио каждый человек, страдающий и умирающий за свои убеждения, — невинная жертва. Но принуждение в вопросах мировоззрения для него не только преступление против духа, но и напрасные усилия. «Никого нельзя принуждать! Ибо принуждение никогда еще не делало человека лучше. Те, кто хочет принудить людей к какой-либо вере, поступают столь же противно здравому смыслу, как человек, насильно запихивающий больному еду палкой в рот». Поэтому надо раз и навсегда покончить с угнетением инакомыслящих! «Дай, как требовал святой Петр, каждому право говорить и писать, и скоро поймешь, как много сможет сделать на земле человек, освобожденный от принуждения».

Все факты проверены, на все вопросы дан ответ; и Себастьян Кастеллио от имени оскорбленного человечества выносит приговор — и История подписывает его. Убит человек по имени Мигель Сервет, étudiant de la Saint Escripture [119] Исследователь Священного писания (фр.). , — обвиняются в этом убийстве Кальвин, как инициатор процесса, и магистрат города Женевы, как исполнительная власть. Все обстоятельства дела исследованы с точки зрения морали, и установлено: обе инстанции, духовная и светская, превысили свои полномочия. Магистрат виновен в злоупотреблении властью, «ибо он некомпетентен выносить решение по духовным деликтам». Но еще более виновен Кальвин, который принудил магистрат вынести это решение. «По твоим показаниям и с твоим участием магистрат убил человека. Магистрат же не может выносить решение по этому вопросу, как слепой не может судить о цветах и оттенках».

Кальвин повинен вдвойне: как организатор и как соучастник этого мерзкого преступления. Безразлично, по каким мотивам бросил он в огонь этого человека, его поступок был преступлением. «Либо ты приказал казнить Сервета за то, что он думал то, что говорил, либо за то, что в соответствии со своими убеждениями он говорил то, что думал. Если ты убил его за то, что он выразил словами свои убеждения, то ты убил его за истину, ибо истина заключается в том, что человек говорит то, что думает, даже если он и заблуждается. Если же ты убил его просто лишь за ложные взгляды, то твой долг был прежде всего — помочь ему избавиться от заблуждения или же с текстом Библии в руках доказать, что следует казнить всех тех, кто заблуждается». Кальвин же убил, незаконным образом устранил своего противника; поэтому он виновен, виновен, виновен в преднамеренном убийстве…

* * *

Виновен, виновен, виновен — трижды на все времена, сурово, угрожающе, в сопровождении труб выносится приговор; последняя, высшая инстанция морального суда — Человечность вынесла решение. Но следует ли спасать честь убиенного, если никакое возмездие, которое обрушится на голову убийцы, уже не спасет его жертву? Это необходимо, чтобы защитить живых и, заклеймив акт бесчеловечности, предотвратить бесчисленное количество других таких же актов. Не только человек, Жан Кальвин, должен быть осужден, должна быть осуждена также и его книга, в которой излагается ужасная доктрина террора и насилия. «Неужели ты не понимаешь, — нападает Кастеллио на Кальвина, — куда ведет твоя книга, твои поступки? Есть многие такие, которые утверждают, будто они защищают дело Бога, и теперь они, если захотят убивать людей, будут ссылаться на тебя, на твою книгу. Следуя твоим роковым путем, они, как и ты, запятнают себя кровью. Подобно тебе, они будут казнить всех, кто имеет иное мировоззрение».