После завтрака он пойдет на мельницу и попросит подвезти его до станции.
Кольский не мог больше оставаться в этой комнате и, набросив пальто, вышел пройтись.
Воздух был морозный, а все вокруг: деревья, заборы, крыши и земля – было покрыто густым серебристым инеем. На востоке в бледной зелени неба загорались первые пурпурные лучи. День обещал быть ясным и морозным. Кольский повернул к прудам. Они еще не замерзли. Только у берегов, на мелководье, как стекло, поблескивала поверхность льда. Он подошел к краю последнего пруда, а когда повернулся, увидел столб дыма над трубой больницы. Вероятно, уже пришла Донка и готовит завтрак.
На крыльце он встретился с профессором.
– Добрый день, коллега,- приветствовал его Вильчур.- Удивительный сегодня восход солнца. Я вижу, что и вы любите ранние прогулки в одиночестве. Я стучался к вам, а потом заглянул. Что это значит? Зачем вы собрали свои вещи?
Кольский, не глядя на него, ответил:
– Я уже должен ехать. Обязательно должен. Я слишком задержался здесь.
– Об этом не может быть и речи. Я не пущу вас. Если речь идет о клинике, то не беспокойтесь, пожалуйста. В конце концов, профессор Добранецкий хоть как-то обязан мне, и если я вас задерживаю, то он не может обижаться, тем более что и по отношению к вам у него неоплаченный серьезный моральный долг.
– Я знаю все это, но, к сожалению, хоть мне здесь так приятно, дольше остаться я не могу.
Вильчур взял его под руку.
– Хорошо, об этом мы поговорим позднее. А сейчас расскажите мне, как вы там веселились вчера у Павлицких. Судя по тому, что вернулись вы рано, там было не слишком весело.
– Напротив,- сказал Кольский.- Собралось много гостей, подали отменный ужин, много танцевали…
Вильчур присмотрелся к нему внимательно.
– А выражение лица у вас, коллега, такое, точно вы не с бала, а с похорон вернулись.
Кольский неловко усмехнулся и сказал:
– Может, вы и правы, профессор.
Вильчур кашлянул. Некоторое время оба молчали. Кольский лихорадочно думал, не лучше ли будет наперекор Люции сейчас же откровенно рассказать профессору о том, что случилось, передать свой разговор с ней и попросить помочь. Дорого ему стоило заставить себя молчать.
Первым заговорил Вильчур:
– Вы посмотрите, как удивительно красиво всходит солнце. Здесь, в пограничных районах, даже поздняя осень необыкновенно прекрасна. В этом живительном воздухе легкие дышат иначе, чем в городе, особенно старые легкие.
Он сделал паузу и потом добавил:
– И хотя у вас они молодые, так легко я вас не отпущу.
– Но, пан профессор…- начал Кольский.
– Не о чем даже говорить,- прервал его Вильчур.- Что это за нарушение субординации? Ну, пойдемте, там уже, наверное, завтрак готов.
В комнате Люции уже действительно был приготовлен завтрак. Люция наливала молоко в кружки. Донка крутилась вокруг стола.
Люция поздоровалась с Кольским непринужденно, однако выглядела бледной.
– Так как повеселились у Павлицких?- спросил Вильчур, целуя руку Люции.
Она улыбнулась ему в ответ.
– Ах, замечательно, профессор. Портило мне вечер лишь то, что на нем не было вас. Все спрашивали, почему вы не приехали, а хозяева были искренне огорчены. В самом деле я чувствовала себя счастливой, слыша, как все говорят о вас. На следующей неделе мы должны будем поехать туда обязательно с вами…
Кольский присматривался к Люции с удивлением, которое с трудом скрывал. Она вела себя как кокетка. За завтраком обращалась только к профессору, с улыбкой подавала ему хлеб и масло, много и оживленно говорила.
Когда завтрак был закончен, она безразличным тоном обратилась к Кольскому:
– Вы уже были у Прокопа и попросили лошадей?
– Нет еще,- опуская глаза, ответил Кольский.
– Если вы хотите успеть на поезд, нужно выехать до девяти часов.
– Хорошо, я сейчас пойду на мельницу.
Вильчур кашлянул.
– Коллега Кольский сегодня еще не уедет. Я уговорил его остаться: он должен мне помочь. У нас ведь две серьезные операции, а я сомневаюсь, что Павлицкому после бала захочется приехать к нам. Наверное, он устал и лежит в постели.
На это никто не отреагировал.
В сенях уже ждали пациенты. Их было немного: три бабы, закутанные в толстые платки, один литовец из Бервинт и двое детей с грыжами из Нескупы. Кроме них, был еще рыжий Вита-лис, работник с мельницы, который утром поскользнулся и, падая, вывихнул ногу.
До двенадцати часов Вильчур и Люция приняли всех пациентов. Кольский был еще занят в операционной составлением сложного перелома руки одной из пациенток. У нее было слабое сердце, поэтому операцию пришлось проводить без наркоза. Время от времени раздавались крики оперируемой.
Читать дальше