Герман Гессе - Росхальде

– Я несколько дней буду писать в поле. Приготовьте к утру маленький ящик с красками и зонт. Разбудите меня в половине шестого.

– Будет сделано, господин Верагут.

– Больше ничего. Как вы думаете, погода удержится?

– Я думаю, должна удержаться. Извините, господин Верагут, я хотел вас спросить.

– Да?

– Прошу прощения, но я слышал, что вы собираетесь в Индию?

Верагут удивленно засмеялся.

– Как быстро распространяются слухи. Верно, Альберт проболтался. Ну да, я еду в Индию, Роберт, и вам, к сожалению, нельзя ехать со мной. Там не держат слуг-европейцев. Но если потом вы захотите вернуться ко мне, милости просим! Тем временем я постараюсь найти для вас хорошее место, и жалованье вы, конечно же, будете получать до конца года.

– Спасибо, господин Верагут, большое спасибо. Могу ли я попросить оставить мне ваш адрес? Я напишу вам туда. Дело в том… это не так просто… дело в том, господин Верагут, что у меня есть невеста.

– Вот как! У вас есть невеста?

– Да, господин Верагут, и если вы меня отпустите, мне придется жениться. То есть я обещал ей не искать новое место, если уйду от вас.

– Значит, вы должны радоваться, что уходите. Но мне жаль с вами расставаться, Роберт. Чем вы собираетесь заняться, когда женитесь?

– Да вот, она хочет вместе со мной открыть табачный магазин.

– Табачный магазин? Роберт, это же не для вас.

– Извините, господин Верагут, надо же когда-нибудь попробовать. Но, с вашего позволения… нельзя ли мне все-таки остаться у вас? Позвольте вас спросить, господин Верагут.

Художник хлопнул его по плечу.

– Что все это значит? То вы собираетесь жениться и открыть какой-то дурацкий магазин, то хотите остаться у меня? Сдается мне, тут что-то не так… Похоже, вам не так уж и хочется жениться, а?

– С вашего позволения, господин Верагут, не очень. Моя невеста – девушка старательная, тут ничего не скажешь. Но лучше бы мне остаться здесь. Уж очень решительный у нее характер, да и…

– Тогда зачем же вы хотите жениться, друг мой? Уж не боитесь ли вы ее? Или она ждет от вас ребенка?

– Нет, тут другое. Она не отстает от меня…

– Тогда подарите ей красивую брошку, Роберт, я дам вам талер на это дело. Отдайте ее вашей невесте и скажите ей, пусть подыщет для своего табачного магазина кого-нибудь другого. Скажите ей, что это мои слова. Как вам не стыдно, Роберт! Даю вам неделю срока. После этого я буду знать, из тех ли вы парней, которые позволяют запугать себя девушкам, или нет.

– Хорошо, хорошо. Я скажу ей…

Верагут перестал улыбаться. Он бросил сердитый взгляд на обескураженного слугу и крикнул:

– Вы порвете с девушкой, Роберт, иначе между нами все кончено. Тьфу, дьявол – позволить себя женить! Идите и устройте все не откладывая!

Он набил себе трубку, взял большой альбом для эскизов и круглую коробочку с угольными карандашами и направился к лесному холму.

Судя по всему, от голодной диеты было мало проку. Пьер Верагут лежал скрючившись в своей постельке, рядом стояла нетронутая чашка чая. Его по возможности не беспокоили, так как он не отвечал, когда с ним заговаривали, и недовольно вздрагивал всякий раз, когда кто-нибудь заходил к нему в комнату. Мать часами просиживала у его кровати, бормоча и напевая вполголоса ласковые, успокаивающие слова. На душе у нее было неспокойно и жутко; казалось, заболевший малыш все глубже погружался в какой-то скрытый недуг. Он не отвечал ни на какие вопросы, просьбы и предложения, злыми глазами смотрел перед собой и не хотел ни спать, ни играть, ни пить, ни слушать, когда ему читают. Врач приезжал два дня подряд; он был по-прежнему спокоен и прописал теплые компрессы. Пьер часто впадал в легкую полудремоту, как бывает с больными лихорадкой, и тогда он бормотал невнятные слова, тихо бредил и видел какие-то сны.

Верагут уже несколько дней ходил с этюдником в поле. Когда с наступлением сумерек он вернулся домой, первый его вопрос был о Пьере. Жена попросила его не входить в комнату больного, так как Пьер крайне чувствителен к малейшему шуму и сейчас как будто задремал. Поскольку госпожа Адель была немногословна и после недавнего утреннего разговора держалась с ним отчужденно и скованно, он прекратил расспросы, спокойно искупался в озере и провел вечер в приятном беспокойстве и легком волнении, которое он всегда испытывал, готовясь к новой работе. Он уже сделал много этюдов и собирался завтра приступить к самой картине. Он с удовольствием выбирал картоны и холсты, укреплял расшатавшиеся подрамники, собирал кисти и всевозможные принадлежности и готовился к работе так, будто собирался в маленькое путешествие. Он даже приготовил кисет с табаком, трубку и огниво, как турист, который рано утром собирается в горы и полные радостного ожидания часы перед сном проводит в мыслях о завтрашнем дне и любовных заботах о каждой мелочи.