Дзюнъитиро Танидзаки - ЛЮБОВЬ ГЛУПЦА

— Да, было время, когда я так думал, но…

— Значит, вы уже не собираетесь любить меня по-прежнему? Значит, вам безразлично, что я стану старой и некрасивой? Нет, вы меня не любите!

— Ты ошибаешься. Раньше я любил тебя как друга, а теперь я буду любить тебя как настоящую жену…

— И вы думаете, что гак можно вернуть прежнее счастье?

— Может быть, и не прежнее, но, во всяком случае, настоящее.

— Нет, нет, с меня довольно, — не дав мне договорить, резко прервала она меня, качая головой. — Я хочу только прежнего счастья. А если это невозможно, не хочу ничего. Вы мне это обещали!

Раз Наоми ни за что не хочет ребенка, у меня имелось еще одно средство — оставить «сказочный домик» в Омори и создать серьезную, нормальную семью. Прельстившись красивыми словами о так называемой «simple life» — «вольной жизни», я поселился в этом причудливом, в высшей степени по приспособленном для жизни ателье художника. В нашем падении этот дом безусловно сыграл известную роль. Поселившись в таком доме, молодая чета, предоставленная самой себе, неизбежно начинает жить не вольно, а беспорядочно. Я решил взять горничную для наблюдения за Наоми во время моего отсутствия и кухарку. Чтобы можно было разместиться хозяевам и двум служанкам, мы переберемся не в так называемое «цивилизованное жилище», а в самый обыкновенный дом японского среднего буржуа, продадим европейскую мебель и заменим ее японской, а для Наоми я куплю пианино. Тогда можно будет попросить госпожу Сугидзаки давать уроки музыки у нас на дому, о том же договориться с мисс Харисон, и Наоми не придется уходить из дома. Для осуществления этого плана требовались деньги. Я написал в деревню и, решив ничего не сообщать Наоми о моих планах, пока я все не устрою, один стал подыскивать дом, мебель и утварь.

Из деревни немедленно пришел перевод на тысячу пятьсот йен. Я просил мать подыскать также и служанку. В конверте вместе с переводом имелась приписка матери. «Со служанкой все устроилось как нельзя лучше — это Охана, дочка Сэнтаро, которая служила у меня. Ей пятнадцать лет, ты ее знаешь и можешь быть вполне спокоен. Кухарку я тоже ищу. Как только найду, отправлю ее в Токио».

Наоми, похоже, смутно догадывалась, что я что-то затеваю, и относилась к этому подчеркнуто равнодушно, как будто говоря: «Посмотрим, что из этого выйдет». Однажды вечером, через несколько дней после того, как пришло письмо от матери, Наоми сказала мне сладким, умильным и в то же время до странного насмешливым тоном:

— Дзёдзи-сан, я хочу европейское платье, не купите ли вы мне?

Удивленный, я пристально взглянул на нее. «Ага, значит, она узнала, что пришел перевод… И теперь прощупывает почву…» — сообразил я.

— Если нельзя европейское, я согласна и на японское. Закажите мне зимнее выходное кимоно.

— Сейчас я тебе ничего не куплю!

— Почему?

— У тебя столько платьев, что они гниют.

— И пусть гниют. Они мне надоели. Я хочу новые!

— Впредь я категорически запрещаю такое транжирство.

— Вот как? А на что же вы употребите те деньги? А-а, вот оно что! Я притворился, будто не понимаю.

— Деньги? Какие?

— Дзёдзи-сан, я видела заказное письмо на книжной полке внизу. Ну и подумала: раз Дзёдзи-сан самовольно читает чужие письма, значит, я тоже могу поступить так же…

Этого я не ожидал. Я думал, что Наоми просто сообразила, что в полученном мною заказном письме может быть и денежный перевод, но уж никак не предполагал, что она прочтет письмо, спрятанное под книгами. Не могло быть сомнений, что Наоми решила выведать мой секрет и начала искать, нет ли чего в письме, а прочитав его, узнала и о сумме перевода, и о переезде, и о служанке.

— У вас так много денег, что могли бы, кажется, сделать мне одно кимоно. Что вы говорили когда-то? «Ради тебя я готов переносить какие угодно лишения, жить хоть в лачуге»… Вы уже забыли ваши обещания окружить меня роскошью? Как вы переменились!

— Я не перестал любить тебя. Только люблю иначе.

— Тогда зачем же вы скрывали от меня, что намерены переехать? Разве так полагается? Даже не посоветовались! Один все решили!

— Если бы я нашел подходящий дом, я, конечно, посоветовался бы с тобой, — сказал я и по возможности мягко принялся объяснять: — Видишь ли, Наоми, я и сейчас хочу окружить тебя роскошью. Я хочу, чтобы у тебя были не только богатые платья, но чтобы ты жила в подобающем доме, как настоящая замужняя дама. Поэтому у тебя не может быть поводов для недовольства.