Шарль Бодлер: Парижский сплин. Стихотворения в прозе

Тогда я изо всех сил начал делать ему знаки, давая понять, что считаю нашу дискуссию оконченной, и, поднимаясь, с удовлетворением софиста из Портика, сказал ему: «Сударь, вы мне равны! окажите мне честь разделить со мной мои деньги; и помните: если вы действительно филантроп, что нужно применять ко всем вашим собратьям, которые станут просить у вас милостыню, теорию, которую я имел несчастье опробовать на вашей спине».

Он заверил меня, что очень хорошо усвоил мою теорию и всегда будет следовать моим советам.

Я никогда не краснел, даже перед молодыми писателями нашего века, за свое восхищение Бюффоном; но не к душе этого живописца торжественной природы взываю я сегодня о помощи. Нет.

Гораздо более охотно я обратился бы к Стерну, чтобы сказать ему: «Спустись с небес или поднимись из Элизиума, чтобы вдохновить меня на хвалебный гимн славным псам, бедным псам, песнь, достойную тебя, сентиментальный шутник, шутник несравненный! Вернись верхом на том прославленном осле, который всегда сопровождает тебя в памяти потомства; а главное, чтобы этот осел не забыл захватить свою бессмертную макаронину, изящно свисающую у него между губами!»

Итак, прочь академическую музу! Я не знаю, что делать с этой старой жеманницей. Я зову музу домашнюю, музу-горожанку, полную живости, чтобы помочь мне воспеть славных псов, бедных псов, уличных псов, забрызганных грязью, тех, которых все сторонятся, словно зачумленных или завшивленных, все, кроме бедняка, для которого они — родственные души, и поэта, который смотрит на них как на собратьев.

Я презираю собак-щеголей, этих четвероногих фатов — датских догов, кинг-чарльзов, мопсов и болонок, столь самодовольных, что они постоянно бросаются под ноги или на колени гостям, уверенные в том, что они всем нравятся, непоседливые, как дети, глупые, как лоретки, порою наглые и сварливые, как лакеи! Особенное отвращение у меня вызывают эти змеи на четырех лапах, дрожащие и изнеженные, что зовутся левретками, у которых даже не найдется в длинных узких мордах достаточно чутья, чтобы распознать след друга, а в приплюснутых головах — достаточно ума, чтобы играть в домино!

Прочь в свою конуру, утомленные паразиты!

Возвращайтесь в свою конуру, обитую шелком! Я воспеваю пса, забрызганного грязью, бедного пса, пса бездомного и шатающегося по улицам, пса-акробата, чей инстинкт, подобно инстинкту бедняка, цыгана или бродячего актера, удачно направляется необходимостью, этой доброй матерью, этой истинной покровительницей всякой находчивости.

Я воспеваю тех псов-бедолаг, которые бегают в одиночку по закоулкам огромных городов, тех, которые словно говорят заброшенному человеку своими помаргивающими умными глазами: «Возьми меня с собой, и из двух наших несчастий мы, может статься, сложим какое-то подобие счастья!»

«Куда бегут собаки?» — спрашивал некогда Нестор Рокеплан в бессмертном фельетоне, без сомнения, позабытом, о котором разве только я и Сент-Бев сможем сегодня вспомнить.

Куда бегут собаки, спросите вы, невнимательные люди? Они бегут по своим делам.

Деловые встречи, любовные свидания. Сквозь туман, снег и грязь, под палящим зноем, под проливным дождем, бегают туда-сюда, трусят рысцой, пробегают под колесами экипажей, побуждаемые блохами, страстью, нуждой или долгом. Так же, как и мы, они просыпаются рано утром и отправляются на поиски пропитания или в погоню за удовольствием.

Среди них есть такие, которые ночуют в каких-нибудь развалинах в предместье и каждый день, в одно и то же время, приходят за своей порцией к дверям какой-нибудь кухни в Пале-Рояле, и такие, которые сбегаются целыми стаями из множества мест, чтобы разделить обед, приготовленный для них несколькими старыми девами, чьи незанятые сердца отданы животным, оттого что глупые мужчины больше не испытывают в них надобности.

Другие, словно беглые невольники, одержимые страстью, покидают порою свое жилище, чтобы отправиться в город развлечься на часок с какой-нибудь красоткой, слегка небрежной по отношению к своей наружности, но горделивой и признательной.

И все они очень пунктуальны, несмотря на то, что у них нет записных книжек, блокнотов и портфелей.

Знакомы ли вы с ленивой Бельгией, и восхищались ли вы, как я, громадными псами, впряженными в тележку мясника, молочника или булочника, которые свидетельствуют своим победным лаем о той гордой радости, которую они испытывают, соперничая с лошадьми?