Петр Боборыкин - Василий Теркин

— У меня, — заговорил он, закуривая папиросу, там, по

Яузе, в сторону от дороги к Троице, намечено местечко. Ты московские-то урочища мало знаешь, Сима?

— Совсем не знаю. Даже в Сокольниках не была. Мы ездили в Москву зимой.

— Чудесное есть местечко… около Свиблова. На лодке можно спуститься по Яузе… Берега-то все в зелени.

Мне один человек уступит свою дачку… Ему как раз надо ехать на несколько недель в Землю Войска Донского.

— Найдем!.. По мне, пожалуй, хоть и под Нижним. Есть прекрасные места, туда по Оке, за Соляными амбарами.

— Нет, этого не нужно, Сима!.. Особливо во время ярмарки. Никакого нет резону там оставаться.

Он немножко нахмурил брови, но тотчас же его большие глаза, со слезой, улыбнулись, и он протянул ей руку.

— Ты уж доверься мне, — выговорил он, оглядывая ее и потом подхватил ее руку, она хотела что-то достать на столике, — и несколько раз поцеловал.

От этой ласки она трепетно прильнула к нему головой и тихо, чуть слышно сказала:

— Вася! как же ты… там в Сормове покончил?.. Ведь дело-то не ждет… Пароход твой, чай, давно готов?

— Готов, — небрежно выговорил Теркин.

— Сядь сюда… поближе ко мне!

Она усадила его рядом с собою, сама пододвинулась к подушке и оставила обе руки в его руках.

— Вот так. А то я тебя совсем не чувствую…

Он негромко рассмеялся и взял ее за талию.

— Должно быть, тот барин… там на низу… не при деньгах?

Теркин помолчал.

— Зачем нам с тобой, Сима, о делах перебирать!.. Это еще успеется. Какая тебе в этом сладость?..

— Нет!.. Ты напрасно, Вася! — Она выпрямила стан и поглядела на него вбок. — Все, что ты и твои заботы, планы — это и моя жизнь. Больше у меня нет никакой, да и не будет!

Ее голос, низковатый и слегка вздрагивающий, проникал в него и грел. Так может звучать только беззаветная любовь. стр.130

И чего ему скрытничать?.. Ведь это — самолюбие мужчины, не что другое… Не хочется сказать прямо: "Да, я потерпел осечку и денег у меня нет, и вряд ли я их добуду в течение августа".

У него всегда второе душевное движение лучше первого. И в эту минуту и во скольких случаях жизни он так вот и ловил себя и поправлял.

— Что ж! — вымолвил он, тряхнув головой. Лгать не хочу. Усатин теперь и сам так запутался, что дай Бог от уголовщины уйти.

— Как так?

Он рассказал ей просто, что видел и слышал от Дубенского и самою Усатина.

— Покачнулся, значит? — спросила она и опустила голову.

— Этого мало, Сима. Покачнулся не в одних делах… а в правилах своих. Это уж не прежний Усатин. Мне прямо посул сделал, чтобы я его прикрыл… дутым документом.

Он с большим оживлением рассказал и про "подход"

Усатина..

— Разумеется… ты отказался. Нешто ты пойдешь на это?.. Другие пойдут, а не ты.

Губы ее прикоснулись к его лбу.

И она подумала в ту же минуту:

"Не примет он наших денег. Будет доискиваться, не украли ли мы их у Калерии?"

Это ее смутило, но она не дала смущению овладеть собою и снова прижалась к нему.

— Вася!.. Беда не велика… Деньги найдутся.

Он поглядел на нее быстро и отвел глаза.

Ему бы следовало сейчас же спросить: "Откуда же ты их добудешь?" — но он ушел от такого вопроса. Отец Серафимы умер десять дней назад. Она третьего дня убежала от мужа. Про завещание отца, про наследство, про деньги Калерии он хорошо помнил разговор у памятника; она пока ничего ему еще не говорила, или, лучше, он сам как бы умышленно не заводил о них речи.

То была в нем деликатность. Он так объяснял это. Но теперь приходилось сделать два-три вопроса, от которых не следовало бы отвертываться, если поступать по строгой честности.

— Видишь… — продолжала Серафима тихо, но тревожнее, чем бы нужно. — После отца осталось… больше, стр.131 чем мы с мамашей думали… И никакого завещания он не оставил.

— Не оставил? — переспросил Теркин и вскинул на нее глаза.

— Ей-же-ей!.. Никакого! — почти вскрикнула она и схватила его за руку. — Никакого завещания… Он при мне, еще тогда, как ты уехал к Усатину, велел подать шкатулку и рассказал…

Она как будто запнулась.

"А деньги Калерии?" — подсказал себе Теркин.

— Однако… выражал свою волю… устно или… оставил для передачи… твоей двоюродной сестре?..

— Вася! — еще порывистее перебила его Серафима и положила горячую голову на его левое плечо. Зачем ей деньги?.. Я уж тебе говорила, какая она… И опять же отец и к ней обращается.

— Значит, есть завещание?

— Нет, я тебе покажу… просто на пакете написано… И прямо говорится, чтобы она поделилась и с матерью, и со мною.