Петр Боборыкин - Василий Теркин

— Конечно, конечно! Буки-аз — ба… Но есть предел…

Можно… вы понимаете… можно, по необходимости, подчиняться условиям капиталистического хозяйства.

— Какого? — переспросил Теркин.

— Капиталистического… понимаете… буржуйного… Но если перепустить меру и… как бы сказать… стр.108 спекулировать на усиленные приманки — это не обходится без… понимаете?..

"Без шахер-махерства", — добавил про себя Теркин.

— Понимаю, — протянул он вслух и сдунул пепел с папиросы.

— Ну, вот, — оживленнее и смелее продолжал Дубенский,

— и надо, стало быть, усиленно пускать в ход все, что привлекает буржуя.

"Эк заладил, — перебил про себя Теркин, — буржуй да буржуй!"

— Это вы буржуем-то вообще состоятельных людей зовете? — спросил он с улыбочкой.

— Представителей капиталистического хозяйства…

— Да позвольте, Петр Иваныч, вы все изволите употреблять это выражение: капиталистическое хозяйство… И в журналах оно мне кое-когда попадается.

Да какое же хозяйство без капитала?

Он хорошо понимал, куда клонит Дубенский, и сам не прочь был потолковать о том, как бы надо было людям трудовым и новым заводить, что можно, сообща.

Но его этот техник начал раздражать более, чем он сам ожидал. Такое «умничанье» считал он неуместным и двойственным в человеке, пошедшем по деловой части. Что хочется ему поскорее начать хозяйствовать — это естественно… Или общество устроить почестнее, так, чтобы каждый пайщик пользовался доходом сообразно своей работе, как, например, в том пароходном товариществе, куда он сам вступает… А ведь этот Дубенский не в ту сторону гнет… Он, наверное, сочувствует затеям вроде крестьянских артелей из интеллигентов.

И Теркину вспомнился тут его разговор на пароходе с тем писателем, Борисом Петровичем. Он ему прямо сказал тогда, что считает такие затеи вредными. Там, в крестьянском быту, еще скорее можно вести такое артельное хозяйство, коли желаешь, сдуру или от великого ума, впрягать себя в хомут землепашца, а на заводе, на фабрике, в большом промысловом и торговом деле…

Дубенский не сразу ему ответил.

— Не в том вопрос… — начал он еще нервнее. — Без капитала нельзя. Но на кого работать?.. Вот что-с!.. У Арсения Кирилыча были совсем другие идеи… Он хотел делать рабочих участниками… вы понимаете? стр.109

— Понимаю!.. Это в виде процента, что ли?

— Именно.

— Против этого я не буду говорить… но опять не сразу же… Надо спервоначалу поставить дело на прочный фундамент…

— А вышло по-другому, — голос Дубенского упал, — совсем по-другому. Понадобились… я вам сказал… приемы… делечества… понимаете? И в этих случаях можно очутиться в сообщниках, не желая этого…

"Вот оно что! — подумал Теркин. — Видно, и тебя впутал хозяин-то!"

— О чем же, собственно, в газетах гвалт подняли? — спросил он строже и даже нахмурился.

— Мне, право… весьма неприятно излагать вам это… Конечно, тут есть какая-нибудь интрига…

— Подвох!.. Со стороны меньшинства? Или действительно проруха какая?

— Есть… к сожалению… и кое-что похожее на правду.

— Да неужто Арсению Кирилычу серьезные гадости предстоят? Преследование?

"Неладно, неладно", — прибавил Теркин про себя, и ему стало вдруг ясно, что он уедет отсюда с пустыми руками.

— Арсения Кирилыча вызывают безотлагательно. Надо сейчас же принять меры.

— Он — ума палата… В разных передрягах бывал… Да к тому же, как я его разумею, ничего бесчестного, неблаговидного он на душу свою не возьмет… Не такой человек.

"А почем ты знаешь?" — поправил он самого себя.

И ему захотелось, забывая про неудачу своей поездки к

Усатину, поглядеть на то, как Усатин поведет себя и во что именно завязил он одну ногу… а может, и обе.

— Очень, очень… все это прискорбно!

Возглас Дубенского отзывался большой горечью.

Теркин сбоку оглядел его и подумал:

"Какой ты техник, директор?.. Тебе бы лучше книжки сочинять или общежития на евангельский манер устраивать".

— Да ведь вы — служащий… ваше дело сторона. Коли вы перед акционерами прямо не ответственны? — спросил Теркин, нагнувшись к Дубенскому.

— В настоящую минуту… весьма трудно ответить вам… вы понимаете… весьма трудно. стр.110

Загудевший вдали колокольчик прервал Дубенского.

— Это Арсений Кирилыч? — спросил Теркин.

— Он, он!

Оба встали и вернулись к наружному крыльцу с навесом и двумя лавками.

Там уже дожидалось несколько человек мелких служащих, все в летних картузах и таких же больших сапогах, как и Дубенский.