Петр Боборыкин - Василий Теркин

Зверев тряхнул головой и замолчал.

— Петя! — тихо и робко выговорил Теркин. — Тебя под залог выпустят? стр.491

— Мало ли что! Десять тысяч заломил правоведишка! У кого есть нынче такие деньги? Все прожились! Все прогорели! Вся губерния не лучше меня грешного. А в банке-то каких делов наделали!..

— Слушай! Заяви следователю, что я внесу.

— Что?..

Краска залила сразу лицо Зверева. Он откинулся корпусом в сторону и, заикаясь, выговорил:

— Ты — зря? Грешно!.. Лежачего не бьют!

— Не зря, а вправду.

— Нет?!

С нервным криком он вскочил, схватил за руку Теркина и стал целовать.

Тарантас, открытый, четырехместный, запряженный тройкой бурых лошадей, стоял в тени опушки, в той части соснового заказника, которая уцелела от недавнего пожара. На козлах, рядом с кучером, сидел карлик Чурилин.

В глубине лужайки, около мшистого пня, разлеглось несколько человек. Они только что вышли из тарантаса. Посредине высилась голова Теркина, сидевшего спиной к лесу. Немного в стороне прилег Хрящев, в парусинной блузе и парусинной же большой шляпе, на зеленом подбое; он называл ее почему-то

"брылем". По бокам, подобрав ноги углом, сидели капитан Кузьмичев и Аршаулов, все такого же болезненного вида, как и год назад; очень слабый и потемневший в лице, одетый тепло, в толстое драповое пальто, хотя было и в тени градусов восемнадцать.

Он все еще жил в Кладенце, где Теркин нашел ему постоянную работу — надзор за складами по его пароходно-торговому делу. Здоровье его падало, но он этого не примечал и верил в то, что поправится.

Его послали на кумыс; он с трудом согласился; но захотел навестить сначала Теркина и прибежал к нему накануне на пароходе. Капитан Кузьмичев — теперь командир «Батрака» — зашел в Заводное грузить дрова и местный товар; но просидел целые сутки из-за стр.492 какой-то починки. Он должен был везти Аршаулова книзу, до самой Самары.

Всякому было видно, как бедняга плох; но Аршаулов, еще более спавший с голоса, смотрел весело и порывался говорить. Кашель затруднял его речь и часто доходил до судорожных припадков; он хватался за грудь, ложился боком и томительно отхаркивал, а потом, со словами: "Это ничего! извините!" — вступал так же пылко в новый разговор.

Теркин показывал им сегодня оба заказника, на обоих берегах Волги; показал и пожарище. В усадьбе он успел представить их невесте; но остальных членов семьи они не видали, чему он был, в сущности, рад.

Как-то особенно отрадно было у него на душе в эту минуту вместе с горьким осадком от мысли, что такой славный «фанатик», как Михаил Терентьевич Аршаулов, обречен на скорую смерть… — Но он не сознавал этого, стало — не страдал.

Живо вспомнились ему все переходы их бесед в Кладенце… С того времени многое запало ему в совесть, под горячим обаянием веры в народ и жалости к нему этого горюна, считающего себя теперь счастливцем.

— Очень бы мне, братцы, хотелось, — заговорил он, — сделать вас участниками моего перехода в состояние женатых людей, да грешно было бы задерживать вас.

— Я бы остался, Василий Иваныч, — сказал Аршаулов чуть слышным звуком.

— Нет, поезжайте!.. Обвенчаемся мы не то через две недели, не то через месяц, где же вам ждать!.. Вы мою Саню видели; кажется, она вам обоим пришлась по вкусу?..

— И весьма! — крикнул весело Кузьмичев.

— Вот и мудрец одобряет. — Теркин кивнул головой

Хрящеву, который придвинулся к ним. — Я Антона Пантелеича в шафера за это возьму.

— Мне непозволительно, — шутливо заметил тот и снял свой «брыль». — Я ведь вдовьего сана.

— Ничего!.. Свидетелем, во всяком случае, можно быть.

— Много благодарен за честь. Только, кажется, это мне не по чину будет. стр.493

— Это почему? — возразил Теркин, делая в его сторону жест правой рукой. — Вы, господа, Антону Пантелеичу не верьте! Он только прибеднивается, а у него в голове столько есть всякого добра… да и в сердце также, — добавил он пониже тоном.

Хрящев стыдливо отвернулся.

— Нечего, нечего конфузиться-то!.. Унижение паче гордости. Здесь Антон Пантелеич в своем царстве.

— Что твой леший! — подсказал Хрящев и детски рассмеялся.

— Не леший, а лесной пестун и созерцатель!.. Господа! -

Теркин обратился к своим гостям. — Ежели мы с вами сегодня любовались этим заказником, тем, что уцелело от пожара, — это дело рук Антона Пантелеича.

— Ни Боже мой!

— Толкуйте!.. Без вас я бы совсем зарвался, да и сам бы сгинул во мшаре.