Петр Боборыкин - Василий Теркин

— Мне ничего! Мне отлично! Здесь даже душно немного!

— Вы позволите присесть? — спросил Первач больше

Теркина, чем Саню, тоном человека, желающего и подслужиться, и соблюсти свое достоинство.

— Места много, садитесь.

Теркин вспомнил, что за обедом он подметил, как Саня вдруг покраснела и взглянула исподтишка на Первача, а он в ту минуту как бы нарочно смотрел в другую сторону, и подумал: "Между барышней и этим ловкачом, кажется, шуры-муры".

Теперь ему присутствие Первача, прервавшего их милый разговор, сделалось вдруг особенно противно.

— Василий Иваныч, вы как предполагаете: заночевать здесь? Комната вам приготовлена во флигеле, где стр.413 и я живу. И для добрейшего Антона Пантелеича найдется место.

— Это кто Антон Пантелеич? Ваш землемер? Он ведь землемер? — живо спросила Саня.

— Какой же он землемер? — брезгливо перебил Первач. -

Просто нарядчик.

— Нет-с, — оттянул Теркин и бросил взгляд на Первача. -

Антон Пантелеич — агроном с отличными познаниями.

По лесоводству — дока.

— Конечно, конечно, он много знает практически, — заметил Первач.

— Да и обучен достаточно. И вообще, личность очень своеобразная и достойная уважения.

— Он славный! — вскричала Саня. — Похож на батюшку… в штатском платье.

— Так как же, Василий Иваныч, прикажете распорядиться насчет вашего ночлега?

Взгляды Сани и Теркина встретились. Она чуть заметно смутилась и отвела голову, но так, чтобы ее лицо не видно было Первачу.

— Вам разве нужно опять в город? — выговорила она.

— Нет… особенно я не тороплюсь. Только зачем же стеснять ваших?

— Ничего!.. Ничего!.. Няня Федосеевна вам отлично постелет. Николай Никанорыч, скажите, пожалуйста, тете

Марфе Захаровне, что Василий Иваныч останется ночевать… Ведь да?

— Благодарю вас.

— А чай? — спросил Первач, видимо желая уйти вместе с ними.

— Мы сейчас… Здесь так славно!

— Идите, идите, Николай Никанорыч!

Первач взглянул на Саню с особого рода усмешечкой, встал и в дверях беседки сказал Теркину:

— Все будет исполнено… Вас ждут.

Пока его шаги хрустели по дорожке, оба молчали.

— Александра Ивановна! — окликнул Теркин вполголоса.

— Мы с вами хоть и без году неделю знакомы, а я вас о чем спрошу… Можете и не отвечать.

— О чем, о чем?

Саня вся зарделась и правой рукой стала теребить конец своей косы, перекинутой на плечо.

— Этого… таксатора вы как находите?

— Николая Никанорыча? стр.414

— Да, Николая Никанорыча.

— Он очень милый.

— Ну, вот и нехорошо. Вы это сказали так… для отвода.

— Красивый. С ним весело.

— И только?

Теркин поглядел на нее вбок.

— Я не знаю.

— Ну, простите. Я ведь не инквизитор какой. А только этот франтоватый и ученый брюнет кажется мне… есть такая поговорка русская, коренная, да при барышне не пристало.

— Скажите.

— Не пристало. Смысл такой, что пальца ему в рот не клади. Эта пословица годится и для барышень.

Иван Захарыч, кажется, вполне в него уверовал.

— Да, кажется.

— И тетенька, та — главная. Она ведь у вас, сдается мне, н/абольшая в доме. Как бишь ее зовут?

— Павла.

— Так и она его одобряет?

— Я думаю.

Сане становилось неловко от вопросов Теркина. Он это сейчас же заметил.

— Александра Ивановна, вы не подумайте, что я вас пытать хочу.

— Как пытать?

— Допрашивать, значит. Я по душе с вами… вы видите. Одно я вам скажу: вашего папеньку я не обижу и не воспользуюсь его нуждой. Прошу вас верить, что я не паук, развесивший паутину над всеми вашими угодьями.

Зачем он это говорил? Послушай его кто-нибудь из доверителей — членов компании — про него сказали бы, что он способен размякнуть около каждой юбки, удариться в чувствительность перед смазливой барышней, только бы она его сочла благороднейшей души мужчиной.

Пускай!.. Ему жаль эту девочку больше, чем ее отца. Его положением он не воспользуется с бездушием кулака, но и не имеет к нему ничего, кроме брезгливо- презрительного чувства за всю эту землевладельческую бестолочь и беспутство.

— Нас ждут к чаю, — напомнила Саня и встала.

Она все еще была смущена. Почему же она не защитила Николая Никанорыча? Ведь он ей нравится, стр.415 она близка с ним. Такие «вольности» позволяют только жениху. А сегодня он ей точно совсем чужой. Почему же такой хороший человек, как этот Василий Иваныч, и вдруг заговорил о нем в таком тоне? Неспроста же? Или догадывается, что между ними есть уже близость, и ревнует? Все мужчины ревнивы. Вот глупости! С какой стати будет он входить в ее сердечные дела?..