Кендейс Деннинг - Мечты и жизнь Сары Бродерхауз

— Мэтью тебя тоже любит, — сказала Лаура Саре. — Теперь ты ему как сестра. — Она улыбнулась жене священника и отошла от них.

— Никакая я Мэтью не сестра, — сказала Сара жене священника.

— Эй, двойняшка! — окликнула ее Джеральдина Хэкльберри. Она подошла с сигаретой в пальцах, зажав под мышкой большую плоскую сумку. Джеральдина была невеличка, но складная.

— А, миссис Хэк! — сказала Сара. Обниматься они не стали. Джеральдина была лучшей маминой подругой. Она ступала бесшумно, как кошка, на мягких толстых подошвах своих белых медсестринских туфель. На Айрин она нисколько не была похожа.

— Теперь твоя очередь замуж, двойняшка, — сказала Джеральдина. Она никогда не могла их различить и поэтому предпочитала не называть по именам.

— Я не тороплюсь, — сказала Сара.

— Была бы у тебя пленка чувствительностью в четыреста единиц, ты могла бы снимать в помещении без вспышки даже в такой день, как сегодня, — сказал дядя Моррис, сопя. Казалось, он стоя спит. Он расстегнул пару пуговок на рубашке, засунул под нее руку и почесал себе грудь. У него был длинный, тонкий стокмановский нос.

— Вы правы, — сказала Сара. Они уже говорили сегодня на эту тему.

— Приготовься, — сказал дядя Моррис. — Они идут.

— Они идут, — прошептала Джеральдина, привставая на цыпочки.

На верхней ступеньке лестницы появилась сияющая Лаура. Она умела заставить себя сиять в нужную минуту. Рядом стоял Мэтью с застывшей ухмылкой. Они стали спускаться по ступеням. В воздухе замелькал рис, и Сара подумала, что картина похожа на мозаичную. Она прислушалась — вот-вот раздастся взрыв смеха и аплодисменты.

Она увидела его сквозь витрину аптека Кинга. Рой Томас в своей ковбойской шляпе стоял перед полками, читая этикетку на флаконе лосьона после бритья. Саре не хотелось заходись в аптеку, но она вошла. Была суббота, вечерело.

— Приветик, Рой, — сказала она.

— Извини, я забыл, как тебя… — сказал он и быстро поставил флакон обратно на полку.

Она назвалась.

— Ага, ну, конечно, — сказал он и щелкнул пальцами.

— Я в тот день была сама не своя, — сказала она, глядя мимо него на полку.

— Здорово ты тогда шибанулась, — сказал он и сунул руку в карман джинсов.

— Ты только не подумай, будто я всегда такое позволяю после падения с лошади, — сказала она.

— Вовсе и не думаю, — сказал он и шагнул к ней, чтобы дать дорогу женщине, проходившей за его спиной вдоль полок.

Сара взяла флакон духов с полки, капнула на запястье и поднесла руку к носу. Женщина прошла обратно за спиной Роя.

— Не возражаешь, — сказал он, — если я угощу тебя пивом?

Она представила, как они трясутся по ухабистой грязной дороге в его грузовике. Он везет ее в какое-то место, куда ее вовсе и не тянет. Вокруг плоская равнина, но это не Иллинойс. Она зажала плечами.

— А почему бы и нет? — сказала она.

Когда они вошли в бар к Мэрвину, там играл музыкальный автомат. Одна парочка вяло танцевала. Сара почувствовала запах опилок и сигарного дыма. Они пересекли паркетный квадрат для танцев и сели за покрытый пластиком столик.

— Возьму, пожалуй, кувшин, — сказал Рой.

Она провожала его взглядом, когда он шел к стойке и обратно.

— Все нормально? — спросил он. Поставил кувшин на стол и сел.

Сара налила пива в стаканы.

— Видел своих лошадок на моем снимке? — спросила она. — В номере за прошлую субботу.

Себе на память она напечатала один портрет Роя.

— Я редко читаю газеты, — сказал он.

— Моя сестра в субботу вышла замуж, — сказала Сара. — А наш брат не смог приехать на свадьбу.

— Где он? — спросил Рой.

— Питер бросил колледж и уехал в Канаду в прошлом году. Он получил повестку в армию.

…Лаура и Питер качались на качелях. Сара смотрела на них с чердака сквозь кленовые листья. На чердак ее послали в наказание за то, что она раскапризничалась. От листьев пахло сыростью. А еще был день, когда ливень затопил сточные канавы. Детям разрешили играть под дождем. Дожди тогда считались чистыми. Они играли голышом, и она до сих пор помнила прикосновение к телу холодных дождевых струек.

— Я прежде никогда не встречался с девчонками из колледжа.

— Неужто?

— Хочешь, потанцуем?

— Не рано?

— Танцевать никогда не рано, — он дотронулся до ее руки. — Мне опять хочется тебя.

— А сам даже имя мое не запомнил. — Она взглянула на стаканы с пивом и алюминиевую пепельницу.

— У меня на имена жутко плохая память. Послушай, мы можем поехать к тебе? Приходится, понимаешь, осторожничать — я пытаюсь отсудить своего малыша.