Луи Селин - Банда гиньолей

Дельфина, прислуга его, так и завывает!., от отчаяния!.. — Мистер Титус!.. Please! Wake up!.. Проснитесь! Be yourself!.. Придите в себя! Очнитесь!

Вопит душераздирающе!., и подхватывает его… и трясет!.. Чтоб он только в себя пришел! ожил чтобы! На все готова! Что угодно сделать! Исключительная прислуга! пылает вся любовью и рвением!.. Ничего не скажешь! восхитительная особа! А хозяин-то ее ой как плох! Не свежий, что и говорить, вид имеет гиппопотам! Лежит тут в шелках своих! весь облеванный… и булькает!.. Глазами повел… замер… опять закатились… Смотреть страшно!.. Вдруг — раз!.. Багровым сделался!.. Из мертвенного-бледного!.. В горле урчит… полный рот уже… Еще усилие… Полегчало вроде! Она ему голову поддерживает… помогает…

— Хорошо! Мистер Клабен! Good!

У нее от сердца отлегло… Стоит перед ним на коленях, поддерживает его… подбадривает… каждую схватку ласковым словом сопровождает… Наконец-то его вырвало, как следует!.. Она просто счастлива!.. Он снова извергается… желчью… зеленой-презеленой… все вокруг замарал… Боро рядом сидит, смотрит… он тоже порцию получил… Да и мне досталось порядочно… Старику полегчало! Просит переложить его на постель… За ширмой… тут же в лавке… громадная кровать с колоннами… Я ее только сейчас увидел… На ней меха грудами… вместо матрасов… здоровенная куча… и мягкая… Затаскиваем его! раз-два! взяли!.. Он кое-что весит! Подушки ему поправляем… Теперь извольте на него казакин шелковый напялить, желто-сиреневый, и тюрбан непременно! Ишь! кокетство возвратилось! Стало быть, и вправду лучше ему!.. Подавай ему побрякушки его и прочую дребедень, бубенчики, ленты муаровые! и сумочку! и мушкетон!.. Полное облачение! Ну-ну! Чтоб все на постели лежало!., с ним рядом!., сейчас! Требовательный сделался!.. И недоверчивый… лупу ему принеси!., и тросточку резную!.. Все чтоб при нем было!.. А рожа вся разбита… фонарь под глазом!., сине-красный, да еще кровоточит!., левая бровь рассечена!.. А уж Дельфина-то его целует… обнимает, сжимает… ласкает, обожает!.. Очень пылкая служанка!.. И пришла-то как вовремя!.. Она не первой молодости… я плохо вижу в этой гнусной берлоге… окна все закрыты… Только этот гадкий шар отвратительный… да и тот ничего не светит… Все ставни — наглухо! Открыть нельзя, он и слышать об этом не хочет!.. Снова постанывать начал… слабость… Она опять с ласками бросается!.. Врача он не желает… отказывается категорически… Дельфина его баюкает, облизывает… Он требует музыки… Пришел, стало быть, в себя окончательно…

— Боро! Боро! — бормочет болезный… — Боро! «Вальс для милых дам»!..

Вот хочет — и все тут…

Боро на груде мехов рядом с Клабеном лежит пластом, обессиленный… Свалился и заснул… физические упражнения ему на пользу пошли… А то клубок нервов был… Теперь храпит, брюхом кверху… Расталкиваем его… Пусть исполняет!.. Воля больного…

— А ну, вставайте! За пианино! Бездельник толстомясый!.. Дельфина эта мертвого разбудит! Ради любимого хозяина!

— Вставайте!.. — и никуда ему, подлецу, не деться! Вставать немедленно! Давай, давай, артист! «Вальс для милых дам»! Черт побери!.. И так далее!..

Пианино наверху… Пусть поднимается! Он зевает… потягивается… Но идет… Алле гоп! Цепляется за перила… спотыкается… Дельфина не отстает!.. Он ее слушается… А второй толстяк все стонет… Музыки желает, хнычет!.. Задыхаться опять начинает…

Ну, наконец-то!.. Приступили… Вот вам вальс!.. Нота за нотой! будто капельки!.. Настраивается!.. Пошел!.. Дождь!., две трели!., вперед! педаль!., каскады! на три четверти!., разворот!., прелесть что такое!.. Блеск!., нюансы… арпеджио!., плавные торжественные аккорды!..

Ему только начать… а дальше — что угодно… без устали… играет и играет!., вечера напролет… ночи… если пожелаете!., сам хмелеет от музыки… толстый зад на табурете так и подпрыгивает… так и ерзает в такт… очень его самого увлекает.

Я бестолково рассказываю… надо бы по порядку… сначала общее представление… место описать, обстановку… Это я от волнения… теряюсь, сбиваюсь, путаюсь. А надобно не поддаваться!., про дом рассказать… про склады ван Клабена и магазин его, ломбард то есть…

Расположен он дивно был, чуть в стороне от Гринвича, с видом на парк и Темзу вдали… полная панорама, феерическое зрелище… Из окон второго этажа — такелаж как на ладони, весь Индиэн-док, паруса, снасти, апрельские клипера, почтовые австралийские суда… Еще дальше, за Попларом, крашенные охрой трубы, причалы «Пенинсьюла энд Ист компани», бороздящие проливы Индийского океана пакетботы, ослепительно белые, многопалубные…