Луи Селин - Банда гиньолей

Они набрасываются на вереницу пляшущих сарабанду, вклиниваются в толпу, сокрушая любителей джиги кулаками, сшибают с ног, раскидывают кружащихся в хороводе, наступают на поверженных, попирают, топчут их. Истошные вопли, судорожные всхлипывания опрокинутых наземь, звук ударов по стукающимся друг о друга, трескающимся головам, кровь течет ручьями… И тут вперед кидается второй отряд полисменов. Успеваю увернуться, не смогли они сгрести меня!.. Пустился наутек, не растерялся!.. Буйволы в накидках молотят без разбора. Я спохватился: а как же Состен? Не брошу же я его околевать здесь!.. О, черт!.. Час от часу не легче!.. Тащить его умирающего домой? А что я скажу?.. Озираюсь, зову, бегаю перед потоком замерших автомобилей и наконец обнаруживаю его распростертого на тротуаре — два гиганта осыпают его ударами, бьют смертным боем, один дубинкой, другой пинает сапогами.

— There! There! — заорал я, тыча рукой в противоположную сторону улицы, как если бы там происходило нечто чрезвычайное… «Fire! Fire!» — подначиваю я их. Мне удалось-таки отвлечь внимание этих быков… Ворча, они удаляются в том направлении, куда я указывал.

— Ой-ей-ей, Учитель, что с вашей головой! — обращаюсь я к Состену. — Да вы помрете!.. Кровищи-то сколько!..

Он порывисто дышит, валяясь в сточной канаве. С головы стекает кровь… Срываю с него изодранное платье — совсем будет некстати, если его узнают… Побоище продолжается повсюду, страсти по-прежнему накалены. Фараоны свирепо работают дубинками напротив «Лайонз». Есть возможность испариться. Пытаюсь поднять Состена, поставить его на ноги.

Его изрядно отделали: глаза заплыли, нос так распух, что на нем нашлось бы место для трех, даже четырех ноздрей, и отовсюду течет кровь.

Крепко досталось ему.

— Не везет вам, дорогой Учитель! Что-то не подействовала Мощь!..

В эту минуту началась паника, толпа отшвырнула, сдавила, потащила нас. В данной ситуации весьма кстати, ведь сам по себе Состен не удержался бы на ногах. Рот его полон кровавой каши, волос, выбитых зубов, пенящейся слюны…

Мало-помалу он выплевывает все это на окружающих, но никто ничего не замечает. Он пытается что-то сказать, но у него начинается рвота — облил меня шоколадной жижей. Его отбрасывает в сторону… Догоняю. В невообразимой суматохе ему удается все же вымолвить:

— Неужели не подействовало?

Похоже, он в недоумении.

— Вы простудитесь, — бросаю ему в ответ.

Толпа тащит и тащит нас, валом валит в сторону Шафтсбери. Подвигаемся порывисто, толчками — то сдавит так, что нечем дышать, то переводим дух… От натиска хрустят кости, со всех сторон мне в ребра упираются чужие мослы… Припечатало к фасаду лавки. Передо мной маячит Состенова физия. Из носа у него течет кровь. Он еще легче меня, и толпа несет его, точно щепку… По счастью, стоит более или менее приличная погода, ведь на нем только сорочка да брюки, мокрые насквозь, извоженные, вывалянные в сточной канаве…

В конце концов мы выбрались из этого столпотворения… Продолжая вопить, люди все бегут мимо нас. Мы притуливаемся в сторонке, за небольшим выступом, образованным входной дверью какого-то дома. Состен уже способен стоять без поддержки, несколько приободрился, но лицо залито кровью, течет даже из ушей.

— Может, выпьем?

Не хватало только, чтобы он напился!..

— Нет уж!.. — отвечаю. — Едем домой!

Садимся в 114-й. Через Марбл-Арч ехать недалеко… В голове у меня мелькнуло, что на Пикадилли еще продолжается, наверное, побоище, как, впрочем, и бунт, и пляска…

— Ну и кашу вы заварили, Учитель!

Чтобы он не подумал, что у меня плохо со зрением…

Он отмалчивался, подтирал нос… А в общем, что тут говорить?.. Главное, скоро будем дома. Мне не терпелось свидеться с Вирджинией, узнать, как дела. Пока Состен, сидя на империале автобуса, очищал себе ноздри, зажимал пальцами нос, чтобы прекратилось кровотечение, я вновь завел разговор об обстоятельствах скандала, о его неосторожных поступках, об опасности, которой он подверг себя, упомянув и о том, что спас ему жизнь… вырвал его из лап обезумевших от крови полисменов…

Он вспыхнул, в оскорбительных выражениях заявил, что вина целиком на мне, что из-за меня улетели прочь Духи и Гоа… прежде всего из-за моей трусости… что я палец о палец не ударил, в самые драматические минуты побоялся стукнуть хотя бы разок вилкой… Где вилка?.. Где блюдечко?.. Он просто слов не находит!.. Это просто позор!..

Не мог он простить мне, что я не стучал. А кто его от смерти спас? Это что, не в счет?..