Мохан Ракеш - Темные закрытые комнаты

С пассажирами почти не общаюсь. Ни с кем не хочется говорить. Что пользы знакомиться с каким-то новым человеком? Чрезвычайно быстро он надоест мне, на другой же день с нетерпением начну думать о том, как бы поскорей отделаться от него. Ты была права: мне не дано приноравливаться к людям, соблюдать общепринятые правила приличия и учтивости. Да, тому, кто бежит от себя, надо отдалиться и от всего мира. By the way [45] Между прочим (англ.). , есть тут одна пожилая дама, с которой иногда — то утром, то вечером — я перебрасываюсь несколькими фразами. Нас объединяет то, что оба мы едим, только суп да рис. Она везет свою дочь — девушку лет двадцати или двадцати двух — в Лондон, для лечения от психического расстройства, да и сама, возможно, останется там на два-три месяца. По ее словам, дочь в течение многих недель ведет себя абсолютно нормально, но потом вдруг случается припадок, она начинает метаться, кричать, плакать, ломать все, что попадает под руку, даже отказывается от пищи. Сегодня эта девушка с утра стоит на палубе и все смотрит-смотрит на бурлящие океанские валы. Когда она во всем белом, то кажется восковой фигурой. Пассажиры очень часто говорят о ней между собой.

Теперь я много курю: сигареты на судне дешевы, тому же способствует мое одиночество. Ну вот, день идет на убыль. Сейчас отправлю письмо и снова выйду на палубу — поболтаю немного с «мамочкой». Эту пожилую даму зовут миссис Чаола, а я называю ее мамочкой. Кстати, лицом она очень напоминает твою мать — би-джи.

Надеюсь в Порт-Саиде получить от тебя письмо. Ох, что-то ты в нем напишешь?

Что намерена делать Шукла? Собирается ли она поступать в колледж Морриса? Передай ей мой сердечный привет. Как поживает Рамеш? Что Мадхусудан?

С любовью

С борта «Карфагена»

14.2.51

я очень беспокоюсь, просто не нахожу себе места, так как и в Порт-Саиде не получил от тебя ни строки. Боюсь, мое письмо произвело на тебя слишком уж сильное впечатление. Пожалуйста, не сердись. Ты ведь знаешь, в каком настроении я уехал. Если и написал тебе что-нибудь лишнее, не нужно воспринимать все буквально, в прямом смысле. Живя в одиночестве, я старался объективно взвесить создавшееся теперь положение и пришел наконец к выводу, что, догадайся мы с тобой уехать вместе, тем самым мы положили бы всему новое, совершенно иное начало. Что нам мешало в Дели? Да конечно же, вся атмосфера нашей жизни. А теперь у меня есть идея, которая, уверен, обрадует тебя. Постарайся раздобыть денег на дорогу и приезжай в Лондон. Ты понимаешь меня? Оставшуюся нашу жизнь мы проведем за границей, уж на пропитание и прочее как-нибудь заработаем. Одиночество, даже такое недолгое, до крайности опротивело мне. Если так пойдет и дальше, я не сумею протянуть в Лондоне не то чтобы три-четыре года, но даже и месяца. А вот если приедешь ты, все устроится как надо, и мы навсегда позабудем о том, что когда-то жили в Индии, в Дели и что между нами случился разлад. Уверен, что деньги на билет би-джи непременно раздобудет. Послушайся меня и приезжай. Ну, пожалуйста!

В Порт-Саиде мне пришлось наяву увидеть невероятный кошмар, он совершенно выбил меня из колеи. Честное слово, я воспринял случившееся со мной именно как ночной кошмар. О Порт-Саиде я много слышал и раньше. Этот крупный портовый город называют «всемирным вонючим омутом» — the gutter whirlpool of the world. Здесь находят себе пристанище самые отъявленные негодяи, хулиганы, бандиты, грабители и работорговцы со всего света. Говорят, за наличные здесь можно купить женщину из любой страны и любой национальности. Паш капитан предупредил меня, что в городе нужно быть крайне осмотрительным и осторожным, потому что сходящих на берег пассажиров тут грабят и убивают прямо среди бела дня. Но это предостережение только сильней разожгло мое любопытство — хотелось своими глазами увидеть, что же происходит во «всемирном омуте». И вот, когда уже сильно свечерело, с двумя фунтами стерлингов в кармане и в обществе еще одного пассажира, хорошо знающего эти места, я спустился на берег. К моему разочарованию, Порт-Саид оказался самым обыкновенным городом, и ни с одним убийцей дело иметь нам не пришлось. На обратном пути я спросил своего спутника, нет ли здесь какого-нибудь театра или другого места, где показывали бы местные танцы или еще что-нибудь в этом роде. Он подумал, потом посмотрел на меня с этаким таинственным видом и повел по каким-то узким переулкам. Вскоре мы очутились в маленьком заведении, похожем на наши театры самого низкого пошиба. От густого запаха вина и табачного дыма там трудно было дышать. Все было самым обыкновенным и заурядным до тех пор, пока не поднялся занавес и я не увидел зрелище, от которого волосы мои поднялись дыбом. То, что происходило на эстраде, не было ни танцем, ни спектаклем. В этом «представлении» были заняты всего два «актера», если их можно так назвать — упитанный негр и десяти- или двенадцатилетняя девочка-китаянка (или японка), и все действие заключалось в том, что негр насиловал эту девочку!.. Мне хотелось громко закричать, но, помня предостережения капитана, я изо всех сил сдерживал себя. Поверь, даже сейчас, при одном лишь воспоминании об этой безобразной картине, я содрогаюсь от ужаса. Я видел все собственными глазами, но вопреки очевидности до сих пор никак не могу поверить, что и в самом деле на сцене возможно такое зрелище и что кто-то способен видеть в нем развлечение… Прошло уже много часов после этого «спектакля», а я все еще не могу прийти в себя от этого ужаса. Я силюсь убедить себя, что то был только ночной кошмар. И он все еще держит меня в своей отвратительной власти. Представь же себе мое нынешнее состояние: с одной стороны, меня ни на минуту не покидает это мерзкое видение, с другой — все время перед глазами болезненная, подобная восковой фигуре, девушка, которая и сейчас, как обычно, стоит неподвижно у поручня и пристально вглядывается в морские волны. Сегодня я подарил ей небольшой букет цветов. Она взяла его из моих рук и тут же бросила в воду. Мне подумалось: а вдруг и эта девушка, подобно мне, увидела когда-то страшный сон, который никак не может забыть?