Мохан Ракеш - Темные закрытые комнаты

Чуть в стороне от бюста Гаутамы-будды я заметил мольберт с приготовленным для работы холстом, рядом на полу были небрежно брошены кисти и краски.

— Ты тоже пишешь картины? — спросил я Харбанса. — А в Бомбее ничего об этом не сказал.

— Это не мой холст, — ответил он. — Тут хозяйка Нилима.

— Нилима?

Я поднялся и подошел к мольберту.

— И давно вы занимаетесь живописью? — обратился я к Нилиме.

— Живописью? Это не живопись, а самоистязание! — возразила Нилима, и в ее голосе я не услышал ни малейшего притворства. — Это вот он хочет, чтобы я занималась живописью; а говоря по совести, ничегошеньки я тут не смыслю, ничего толком не умею и никакого влечения ко всему этому не испытываю. Правда, я уже научилась выбирать нужную кисть, чтобы сделать тот или иной мазок… Погоди-ка, а с какой стати к Харбансу ты обращаешься на «ты», а со мной на «вы»? Что это еще за церемонии?

Честно сказать, я не находил приятной ее фамильярность в отношениях с Харбансом. До этого я вообще никогда не слышал, чтобы индийская женщина была с мужем на «ты», и куда более естественно звучало для меня в ее устах при обращении к мужу наше традиционное «вы» (или, в его отсутствие, «они»), выражающее, на мой взгляд, тонкую деликатность или, если хотите, известное расстояние между супругами. Но спорить с Нилимой не было смысла.

— Прекрасно, — шутливо согласился я, — впредь я постараюсь быть не столь вежливым с вами.

— Между прочим, одна ее картина недавно получила особую премию на бомбейской выставке, — заметил Харбанс, по всей видимости не желавший обрывать нить разговора о живописи.

— Ну так что? — возразила Нилима. — Все равно я знаю, что художницы из меня не выйдет.

— А все-таки не могли бы вы показать одну-две картины? — спросил я. А про себя подумал: вдруг они мне не понравятся, что тогда я скажу?

— Послушай, я ведь уже предупредила, что не люблю эти бесконечные «вы, ваши»! — напомнила она снова и добавила: — Будь у меня что показывать, я не стала бы упрямиться.

— Но вы…

— Опять?

— Хорошо, ты. Покажи мне хоть что-нибудь из своих работ.

— Но мне и вправду нечего показывать! — Нилима, словно в порыва отчаяния, откинулась на спинку кресла. — Если, конечно, не считать той картины, которая получила премию. Но сейчас она в Бомбее. Вот вернут ее нам, тогда обязательно покажу.

— Ты скромничаешь, или же…

— Вот еще! Скромность! — воскликнула она. — Понятия не имею о подобных фальшивых вещах. Между прочим, за это Харбанс и сердится на меня.

Харбанс вдруг помрачнел. Я не мог понять почему — ведь, кажется, мы говорили о предмете, который должен был возбудить в нем особый интерес. Но он, напротив, словно бы брезгливо отгородился от всего, что происходило в этой комнате, и в своих мыслях умчался куда-то далеко — туда, где, видимо, было нечто неведомое нам, мешавшее ему вернуться в наше общество.

— Хорошо, об этом когда-нибудь в другой раз, — охотно согласился я, готовя почву для прощания. — Время и без того позднее.

— Конечно, конечно! Приходи к нам еще, я покажу все, что сделала, — сказала Нилима. — Сам увидишь, права я или нет. Но раз уж Хаби решил, что я должна сделаться художницей, мне остается, волей-неволей, исполнять его желание.

Собираясь встать с места, я сплел пальцы рук и посмотрел на «Хаби». Поди знай, что такое это «Хаби», — то ли сокращение от английского husband [21] Husband — муж (англ.). , то ли от имени Харбанс! На лбу Харбанса обозначились резкие складки. Я хрустнул пальцами и поднялся.

— Ну что ж, мне пора. Я провел у вас чудесный вечер. Первый раз за все время по-настоящему ощутил себя в Дели.

— А разве ты не посидишь еще с нами? — спросила Нилима.

— Вот пришлось бы тебе самой хоть разок возвращаться домой в такой собачий холод, так поняла бы, можно ли ему еще посидеть у нас, — без видимой причины раздраженно возразил Харбанс. — Тебе что — мало того времени, которое уже потратил на нас добрый человек?

И опять я не мог понять: от души это говорилось или с иронией? Но, по крайней мере, было совершенно ясно, что я избрал самый подходящий момент, чтобы ретироваться.

Когда, миновав ворота, мы вышли на улицу, Нилима предложила:

— Ну, давай придумаем, как сделать, чтобы нам почаще встречаться. Ты согласен?

— Ну да, конечно! Мы непременно будем встречаться! — воскликнул Харбанс, подражая ее тону. — Можно подумать, что у людей иного дела нет, как только все вечера просиживать в кафе, подобно тебе и твоим друзьям.