— Мальчишки все равно что обезьяны! — воскликнул Адриен. — Это актеры, исполняющие всерьез самые бессмысленные фарсы, какие только существуют на свете. Да не приведется мне никогда быть там, где не будет мальчишек! Пара мальчишек, предоставленных самим себе, способна больше рассмешить, чем целая труппа заправских комедиантов. Да что там говорить, нет ведь такого искусства, которое могло бы сравниться с безыскусственностью самой природы. Обезьяну-то ведь сыграть невозможно. Все наши гримасы навевают одну только скуку. В них нет той прелестной непосредственности, которая есть у зверя. Ты только погляди на этих двоих! Подумай о том, сколько всего им приходится переживать за день. Они ведь прекрасно понимают, что я все знаю, и вместе с тем всякий раз умеют сохранить в моем присутствии невинный вид. Ты с грустью думаешь о том, чем окончится все это дело, Остин? Я тоже! Мне становится страшно при мысли, что занавес может опуститься. Вообще-то говоря, для Ричи все это очень полезно. Лучший из уроков — тот, который дает сама жизнь.
— Такой урок глубже всего западает в душу, — ответил Остин, — но пойдет ли он ему на пользу или на вред — еще вопрос.
Адриен развалился в кресле.
— Это будет для него первой крупицей опыта, выращенного стариком-временем плода, вкус которого так не нравится молодости. А ведь ее-то он только и питает! Опыт! Помнишь замечательное сравнение Кольриджа [20] В сборнике «Застольные беседы» («Table-Talk») английского поэта-романтика Сэмюела Кольриджа (1772–1834) содержится следующее сравнение: «У большинства людей опыт подобен кормовым огням корабля, которые освещают лишь пройденный путь».
? Поздние сожаления? Ну, разумеется, всякая мудрость исполнена сожалений. Вот почему, друг мой, мудрецы так привержены музе Смеха. Если бы они занимались одними только высокими материями, они бы погибли. Что ни вечер, ты непременно встречаешь больших поэтов, проникновенных философов; они улыбаются, видя освещенные желтыми огнями, искривленные гримасами говорящие маски. Почему такое бывает? Да по той простой причине, что дома у них темно. Театр — это любимое развлечение для высоких умов. Потому-то он сейчас и в загоне. Мы живем в век ползучих мелких душонок, мой милый Остин! Как мне ненавистны все эти ханжеские разглагольствования о том, что это Век Труда — со всеми вашими Мортонами и пасторами Бронли; все вы отъявленные радикалы и низменные материалисты. Помнишь, как Дайпер Сендо говорит о вашем Веке Труда? Вот послушай:
Наш Век — погрязший в мелочах
И в умствованьях нудных!
Наш Век — шипящий с пивом чан
Средь сутолоки людной.
Он сердцем сух, но сколько в нем
Благих посулов блуда!
Кривлянье, ханжество, вранье
И спесь невесть откуда.
На скакуне железном [21] Скакун железный — паровоз.
взвит,
Он на краю обрыва
Кичиться Силой норовит,
А Сильным — льстит трусливо.
Век квакеров [22] Квакеры — протестантская религиозная секта, этические правила которой предписывают абсолютную честность, скромность, аскетизм. В XIX в. секта имела распространение среди британских промышленников. В «Капитале» К. Маркс рисует образ квакера, который, будучи привлечен к суду за то, что заставлял детей работать по 20 часов в сутки, отказывается давать присягу на Библии, считая это богохульством.
, в мирской пыли
Зачатых от Маммоны.
Безумью Гамлета внемли!
Зри чистогана троны!
И Завтра — в чаще ивняка,
В водоворотном шуме —
Офелией сквозь все века
Грядет, ополоумев.
Пробурчав: «Пусть твой пастор Бронли и держит за это ответ!», Адриен заложил ногу за ногу и улыбнулся. Вопрос о том, куда идет Век, был у них с Остином постоянным предметом спора.
— Мой пастор Бронли, как ты его называешь, на этот вопрос уже ответил, — сказал Остин. — Не уповать на лучшее, отчего, может быть, на радость тебе, и в самом деле Век сошел бы с ума, но делать это лучше. И он ответил и ответит твоему Дайперу Сендо, превзойдя его и в стихах так же, как он превзошел его в жизни.
— Тебе никак не понять всей глубины мысли Сендо. Вдумайся только в эти слова: «Офелией сквозь все века!» Разве Бронли, подобно десятку других властителей дум — кажется, именно так вы их называете, — не есть как раз тот самый метафизический Гамлет, который ввергает ее в безумие? Ей, несчастной, хочется стать его женой и рожать веселых деток, а милорд, ее возлюбленный, вопрошает бесконечность и обращает высокопарные слова свои к непостижимому.
Читать дальше