Оноре Бальзак - Дом кошки, играющей в мяч

«Если я не поэт, — думала она, — то, по крайней мере, буду понимать поэзию».

Тогда, напрягая всю ту силу воли, ту энергию, которой обладают любящие женщины, г-жа де Сомервье попыталась изменить свой характер, свои вкусы и привычки; но, пожирая книги, мужественно изучая их, она добилась только того, что стала менее невежественной. Легкость ума и прелесть в разговоре являются либо даром природы, либо плодом воспитания, начатого с колыбели. Она могла ценить музыку, наслаждаться ею, но не могла петь с изяществом. Она поняла литературу и красоты поэзии, но уже не могла украсить ими неподатливую память. Она с удовольствием принимала участие в светских разговорах, но не вносила в них блеска. Религиозные представления и предрассудки, укоренившиеся в ней с детства, препятствовали полному освобождению ее ума. Наконец, у Теодора возникло предубеждение против нее, которое она не могла победить. Художник издевался над теми, кто хвалил его жену, и имел основания для насмешек: он настолько подавлял это юное и трогательное существо, что в его присутствии или наедине с ним Августина трепетала. Поглощенная беспредельным желанием угодить мужу, она чувствовала, как ее разум и знания тонут в одном-единственном чувстве. Даже верность Августины не нравилась ее неверному мужу, — казалось, он толкал ее на измену, считая ее добродетель признаком бесчувственности. Августина тщетно силилась отрешиться от собственного склада ума, переломить себя в угоду капризам и фантазиям своего мужа, отдаться во власть его себялюбию и тщеславию, — ее самоотречение осталось бесплодным. Быть может, они оба упустили то мгновение, когда души могут понять друг друга. В один прекрасный день слишком чувствительное сердце молодой женщины получило один из тех ударов, которые так сильно рвут узы чувства, что можно считать их окончательно разрушенными. Она замкнулась в самой себе. Но вскоре ей пришла на ум роковая мысль искать утешения и советов в своей семье.

И вот однажды утром она подошла к безобразному фасаду молчаливого дома, где протекало ее детство. Она вздохнула, увидев окно, откуда послала первый поцелуй тому, кто наполнил ее жизнь и славой и несчастьем. Ничто не изменилось в стародавнем приюте суконщиков, только пышнее расцвела там торговля. Сестра Августины занимала за дубовым прилавком место своей матери. Огорченная молодая женщина застала и зятя. За ухом у него торчало перо; он был так занят, что едва выслушал ее; по многим грозным признакам можно было заключить, что производится общий учет . Жозеф с извинениями покинул ее. Сестра, обнаружив некоторое злопамятство, приняла ее холодно. Действительно, блестящая Августина до сих пор заезжала к сестре в своем красивом экипаже лишь с кратким визитом. Жена осмотрительного Жозефа Леба вообразила, что главной побудительной причиной этого раннего посещения была нужда в деньгах, и пыталась сохранить сдержанный тон, который несколько раз вызвал улыбку у Августины: жена художника увидела, что, за исключением рюша на чепчике, мать нашла в лице Виргинии достойную преемницу и блюстительницу старинной чести торгового дома «Кошка, играющая в мяч». Во время завтрака Августина заметила в порядках дома некоторые изменения, делавшие честь здравому смыслу Жозефа Леба: приказчики оставались за десертом, за ними признавалось теперь право участвовать в разговоре; обильный стол свидетельствовал о довольстве, хотя и без роскоши. Молодая щеголиха заметила на столе билеты в ложу Французской комедии, где, как она вспомнила, ей время от времени случалось видеть свою сестру. На плечи г-жи Леба была наброшена великолепная кашемировая шаль, что доказывало щедрость мужа. Словом, супруги шли в ногу с современностью. Августина прониклась умилением, наблюдая в течение почти целого дня счастье, — правда, ровное, без особых восторгов, но и без бурь, — которое вкушала эта хорошо спевшаяся пара. Они относились к жизни как к торговому предприятию, где прежде всего нужно стараться поддержать честь своей фирмы. Не встретив у мужа сильной любви, жена постаралась развить в нем это чувство. Жозеф Леба незаметно привык уважать и беречь Виргинию; и время, понадобившееся для расцвета счастья этой супружеской четы, было залогом его долговечности. Когда Августина с горькими слезами рассказала о своем печальном положении, ей пришлось выдержать целый поток общих мест, которыми в изобилии снабдила ее сестру мораль улицы Сен-Дени.