Шервуд Андерсон - В ногу!

Каждый поезд привозил в Чикаго представителей пишущей братии. По вечерам в заднюю комнату ресторана Вейнгарднера, где они обыкновенно собирались, набивалось человек шестьдесят.

Позже движение стало распространяться по всей стране. В промышленных городах вроде Питсбурга, Джонстоуна, Лорейна и Мак-Киспорта, а также на маленьких фабриках штата Индиана [50]рабочие стали тренироваться и, напевая заунывную песню сибирских каторжан, маршировали по спортивному полю. Как был напуган благополучный сытый средний класс! Благоговейный ужас расползался, охватывая страну, подобно религиозному пробуждению [51].

Газетные сотрудники осаждали Мак-Грегора, остававшегося руководителем движения. Его влияние чувствовалось во всем. Человек сто скопилось на лестнице в его контору на Ван Бюрен-стрит. А он сидел за своим столом, этот огромный, рыжеволосый и молчаливый гигант. Казалось, он полуспит. И пишущая братия в ресторане Вейнгарднера единодушно соглашалась, что в этом человеке таится то же величие, каким преисполнено движение, начатое им.

Теперь это все кажется до смешного простым. Он сидел за столом в своей конторе, и полиция могла в любой момент арестовать его. Но это было бы абсурдом. Какое кому дело до того, что люди возвращаются с работы, шагая в ногу, плечом к плечу, и напевая заунывную песнь, вместо того чтобы плестись в одиночку?

Однако, как видите, Мак-Грегор предусмотрел то, что упустили мы все. Он знал, что у каждого человека есть воображение. Он бросил вызов этому свойству нашего мозга, о котором мы сами не подозревали, он годами сидел и обдумывал свой план, прежде чем решил привести его в исполнение. Он наблюдал за доктором Доуи и миссис Эдди [52]. Он знал, что делает.

Однажды орава журналистов пришла вечером послушать Мак-Грегора, выступавшего на митинге под открытым небом. Среди них был доктор Кауэль [53], знаменитый английский писатель и политик, впоследствии утонувший на «Титанике» [54]. Это был человек, своей внушительностью отличавшийся от прочих и физически и умственно; он приехал в Чикаго с целью увидеть Мак-Грегора и понять его замысел.

Мак-Грегор околдовал его, как и всех остальных. Под фиолетовым вечерним небом молча стояли люди и слушали Мак-Грегора. Фигура доктора Кауэля выдавалась над морем голов. Многие уверяли, что Мак-Грегор — плохой оратор, но они глубоко ошибались: Мак-Грегор умел говорить так, что слова проникали в самые души. Он был в своем роде художник и обладал даром вызывать в воображении людей яркие картины.

Он говорил о труде, о воплощенном труде, об огромном, слепом гиганте, который существует с тех пор, как существует человечество, и все так же продолжает слепо брести наощупь, протирая время от времени глаза мощными кулаками и снова засыпая надолго в пыли и грязи полей и фабрик.

Из аудитории выступил человек и, взобравшись на платформу, стал рядом с Мак-Грегором; это было смелым поступком с его стороны, а потому его колени сильно дрожали. Казалось, маленький суетливый человек входит в дом и поднимается в комнату, где Иисус и его ученики собрались на тайную вечерю [55], и начинает торговаться из-за вина. Это был социалист, которому хотелось вступить в спор с Мак-Грегором.

Но тот не стал с ним спорить. Он, так тигр, бросился вперед, схватил социалиста за ворот и стал вертеть перед толпой, чтобы все увидели, как он хлопает глазами, как он мал и смешон.

Мак-Грегор снова заговорил. Он изобразил маленького дрожащего социалиста апостолом изнуренного трудом рабочего класса. И социалист, который поднялся для того, чтобы поспорить, почувствовал прилив гордости и прослезился.

Мак-Грегор выступал перед рабочими во всех концах города. Он говорил о трудовом люде и о том, как его поставить на ноги при помощи «Марширующего Труда». И люди, слушавшие Мак-Грегора, чувствовали, что их так и влечет за ним. Откуда-то из толпы раздавался призыв к маршу. Кто-нибудь всегда переходил от слов к делу.

Доктор Кауэль схватил одного журналиста за плечо и повел его к трамваю; этот человек, который знал Бисмарка [56], с которым совещались короли, шел по пустой улице и лепетал, как ребенок. Изумительно, какие вещи люди иногда говорили под влиянием слов Мак-Грегора. Опьяненные словами, как старина Джонсон и его приятель Сэведж [57], они клялись: будь что будет, но они до конца поддержат это движение; даже доктор Кауэль наговорил в эту ночь много глупостей.

По всей Америке люди оказались во власти идеи «Марширующего Труда». Старик-Труд марширует сплоченной массой! Вперед, Старик-Труд! Он заставит мир задуматься и увидеть и почувствовать свою силу! Люди верным шагом идут к концу своих страданий! Объединяйтесь, люди! Марш вперед! Шагом марш! Шагом марш! В ногу!