Оноре Бальзак - Беатриса

— Ах, дорогая моя, ты его слишком долго кружишь, — шутила мадемуазель де Туш.

Как-то вечером, незадолго до поездки в Круазик, наши дамы рассуждали о любви и высмеивали различные способы любовных объяснений, к которым прибегают мужчины; они единодушно пришли к заключению, что наиболее ловкие, а следовательно, и наименее любящие не находят никакого удовольствия в бесполезных плутаннях по извилистым тропкам нежных чувств и скорее достигают победы, тогда как мужчины, искренне любящие, встречают сначала довольно холодный прием.

— Они идут кружным путем, как это делал Лафонтен, направляясь в Академию! — сказала тогда в заключение мадемуазель де Туш.

И теперешняя шутка Фелисите напомнила маркизе этот разговор, ибо в ней содержался намек на ее коварную дипломатию. Г-жа де Рошфид имела над Каллистом неограниченную власть и без труда держала его в нужных ей границах; жестом, полунамеком она напоминала юноше о его безумном поступке на берегу моря. И тогда глаза бедного Каллиста наполнялись слезами, он умолкал и оставлял про себя все свои доводы, признания, муки с таким героизмом, который неминуемо тронул бы любую другую женщину. Своим дьявольским кокетством Беатриса довела юношу до такого отчаяния, что со дня на день он намеревался броситься на колени перед Фелисите и просить у нее совета. Из письма Каллиста Беатриса хорошо запомнила его слова о том, что любовь — высшее счастье, а быть любимым — второстепенное дело, и она умело пользовалась этим его изречением, чтобы сдерживать страсть в пределах почтительного и лестного обожания. Ее душа наслаждалась нежнейшими хвалебными гимнами, которые подсказывает молодым влюбленным сама природа; в них столько неподдельного вдохновения, в их криках, мольбах, в их восклицаниях, в их смелых планах на будущее столько невинных соблазнов, что Беатриса благоразумно предпочитала не отвечать на его восторги.

Беатриса все говорила ему о своих сомнениях и страхах, а он еще не требовал настоящего счастья, — этот ребенок добивался лишь позволения любить, искал самой важной победы — душевной близости. Женщина, которая бойка на словах, обычно крайне нерешительна в поступках. Может показаться странным, что Каллист, убедившийся, как много он успел в отношениях с Беатрисой после своего неудачного покушения, не пытался завоевать себе счастье дерзким образом действий; но любовь юноши столь возвышенна и благоговейна, что стремится достичь всего только силой нравственного убеждения; в этом и есть красота молодого чувства.

Тем не менее как-то вечером юный бретонец, истомленный своими желаниями, горько пожаловался Фелисите на Беатрису.

— Я думала, чем быстрее ты ее узнаешь, тем легче мне будет исцелить тебя, — ответила мадемуазель де Туш, — но ты сам испортил все своим нетерпением. Десять дней назад ты был ее властелином; а нынче, бедный мой мальчик, ты ее раб. И все потому, что у тебя не хватает силы слушаться меня.

— Что же теперь делать?

— Поссориться с ней. Скажи, что ты не намерен переносить ее суровость. Женщина обязательно увлечется в споре; веди себя так, чтобы она тебя оскорбила, и не возвращайся в Туш, покуда она тебя сама не позовет.

В каждом изнурительном недуге рано или поздно наступает такой момент, когда больной соглашается на любое средство и переносит самую мучительную операцию. Каллист как раз находился в таком состоянии. Он послушался совета Камилла и два дня просидел дома; но уже на третий он робко, с видом побитой собаки, заглянул в комнату Беатрисы, чтобы сообщить ей, что они с Фелисите ждут ее к завтраку.

«И это средство не помогло!» — вздохнула про себя Фелисите, увидев, как позорно сдал свои позиции Каллист.

В течение двух этих дней Беатриса подолгу простаивала у окна, откуда виднелась дорога в Геранду. Как-то раз Фелисите застала маркизу за этим занятием, и та заявила, что любуется на кусты дрока, окаймляющие тропинку, — золотистые цветы дрока так мило освещены лучами сентябрьского солнца. Таким образом, маркиза выдала свою тайну, и Камилл поняла, что достаточно ей подсказать своему юному другу одно только слово — и он будет счастлив, но она промолчала: Фелисите была еще слишком женщина и не могла толкнуть Каллиста на подобный шаг, который так труден для молодых людей, словно они боятся потерять все свои иллюзии. На сей раз Беатриса заставила себя ждать. Опоздание это было весьма знаменательным: маркиза лишних полчаса просидела за туалетом, желая окончательно пленить Каллиста и положить конец его долгим отлучкам. Наивный юноша ничего не понял. После завтрака Беатриса вышла в сад, и влюбленный бретонец обрадовался, как дитя, узнав, что его дама хочет еще раз побывать на том утесе, где она чудом спаслась от смерти.