Оноре Бальзак - Жизнь холостяка

— Прощайте, дорогой дядя, — сказал он, поднимаясь, как будто хотел уйти.

— О, не уходи! — воскликнул старик, на которого мнимая нежность Флоры действовала благотворно. — Отобедай с нами, Филипп.

— Хорошо, если вы согласитесь часок погулять со мной.

— Он очень слаб, — сказала мадемуазель Бразье. — Только что он отказался выехать в коляске, — прибавила она, повернувшись к старику и глядя на него тем пристальным взглядом, каким укрощают сумасшедших.

Филипп взял Флору за руку, принудил ее взглянуть на него и сам посмотрел на нее так же пристально, как она только что смотрела на свою жертву.

— Скажите-ка, мадемуазель, — спросил он ее, — неужели дядя не вправе погулять вдвоем со мною?

— Ну конечно, сударь, вправе, — ответила Флора, которая не могла сказать ничего другого.

— Так идемте, дядя! Будьте любезны, мадемуазель, дайте ему трость и шляпу.

— Но обычно он не выходит без меня. Не правда ли, сударь?

— Да, Филипп, да, я никак не могу обойтись без нее...

— Он предпочел бы выехать в коляске, — добавила Флора.

— Да, поедем в коляске, — сказал старик, желая примирить двух своих тиранов.

— Дядя, вы пойдете пешком и вдвоем со мною, или я больше к вам не приду, потому что в противном случае город Иссуден прав: вы живете под властью мадемуазель Флоры Бразье. То, что мой дядя вас любит, — ладно! — продолжал он, вперив в Флору свинцовый взгляд. — Что вы не любите моего дядю, это в порядке вещей. Но раз вы делаете старика несчастным — здесь стоп! Кто хочет получить наследство, должен его заработать. Дядя, вы идете?

И тогда Филипп увидел мучительное колебание на лице этого бедного дурачка, переводившего взгляд с Флоры на племянника и с племянника на Флору.

— Ах, вот оно как! — сказал подполковник. — Ну что ж, прощайте, дядя. Целую ваши ручки, мадемуазель.

Уже в дверях он быстро обернулся и успел поймать Флору в тот момент, как она грозила старику.

— Дядя, — сказал он, — если вы захотите прогуляться со мной, то я подожду вас у ваших ворот; я зайду только на десять минут к господину Ошону... А если мы с вами так и не погуляем, то я отправлю прогуляться кой-куда изрядное количество людей.

И Филипп пересек площадь Сен-Жан, направляясь к Ошонам.

Нетрудно представить себе сцену в семье Ошона, вызванную разоблачениями Филиппа. В девять часов утра явился старик Эрон со своими бумагами и увидел в зале уже топившийся камин, который старец велел разжечь вопреки своему обыкновению. Г-жа Ошон, уже одетая в этот ранний час, сидела в своем кресле у камина. Два внука, предупрежденные Адольфиной о буре, собиравшейся со вчерашнего дня над их головами, были подвергнуты домашнему аресту. За обоими послали Гриту, и они были потрясены своего рода торжественными приготовлениями деда и бабки, чьи холодность и гнев грозовою тучей висели над ними уже целые сутки.

— Не вставайте им навстречу, — сказал старик Эрону, — перед вами два негодяя, не заслуживающие прощения.

— О, дедушка! — воскликнул Франсуа.

— Молчите! — торжественно продолжал старик. — Я знаю все о вашей ночной жизни и ваших связях с Максансом Жиле; но вы не пойдете больше в час ночи к Коньете, чтобы встретиться с ним, потому что оба отправитесь отсюда лишь туда, куда тому и другому будет назначено. А, вы разорили Фарио?! А, вы уже несколько раз едва избежали уголовного суда?! Молчать! — сказал он, когда Барух раскрыл было рот. — Вы оба задолжали Максансу, который шесть лет давал вам деньги на ваши кутежи. Выслушайте отчет по моей опеке над вами, а потом мы поговорим. Ознакомившись с этими данными, вы увидите, можете ли вы глумиться надо мною, глумиться над нашей семьей и ее правилами, выдавая тайны моего дома, сообщая какому-то Максансу Жиле то, что здесь говорится и делается. За тысячу экю вы стали шпионами, а за десять тысяч вы, вероятно, стали бы убийцами? Да разве вы уже почти не убили госпожу Бридо? Ведь Максанс Жиле отлично знал, что ножом его ударил Фарио, а свалил это злодеяние на моего гостя Жозефа Бридо. Если этот висельник совершил такое преступление, то потому только, что узнал от вас о намерении госпожи Бридо остаться в Иссудене. Вы, мои внуки, — шпионы такого человека! Вы мародеры! Разве вы не знаете, что ваш достойный главарь в начале своего поприща, в тысяча восемьсот шестом году, уже убил несчастное молодое существо? Я не желаю иметь в своей семье ни убийц, ни воров — вы уложите свои вещи и отправитесь прочь из города, чтобы вас вздернули на виселицу где-нибудь в другом месте!