— Поговори ты, — предложил он жене после долгой паузы. — Заступись за Лино, скажи, чтобы его оставили в покое, дурь сама собой пройдет. Я слышал, что старик Лусеро выгнал сына из дому и даже грозил зарубить его… Глупец! Почти все отцы, когда наказывают детей, ведут себя как настоящие дикари. Но это понимают лишь бездетные супруги.
Через несколько дней, за десертом, Лиленд коснулась вопроса, существуют ли на самом деле сирены.
— Я бы ни капельки не удивилась, — заметила миссис О'Бринд, задыхаясь от жары; жара была своего рода острой приправой к кушаньям, так что от них бросало в пот.
— Всякая женщина, кроме своей, — прекрасная сирена, — заявил мистер О'Бринд, яростно утирая носовым платком пот, обильно струившийся по толстым щекам, лбу, носу, подбородку, ушам и затылку.
— Вот, вот, — поддержал Лестер.
— Все это глупости, — вставила миссис О'Бринд.
— Но, возвращаясь к теме, — продолжила Лиленд, верите вы в сирен или нет?
— В молодости, учась в университете, я кое-что разузнал насчет сирен. И до сих пор помню наизусть.
— Просим! — воскликнул Мид.
— Ой, ради бога, не надо! — взмолилась миссис О'Бринд. — Я тоже знаю все про сирен почти наизусть: он мне твердит это, когда мы ждем поезда или трамвая, за бритьем и когда устает читать.
— Да, но мы-то не знаем и хотим услышать. Вы эгоистка, миссис.
— Я слышал про сирен…
— Ну, началась лекция! Пойду пройдусь, пока мой благоверный вещает! — воскликнула миссис О'Бринд, встав из-за стола с чашечкой кофе в руках, и укрылась в тени — горячей и черной, как ее кофе.
— Я слышал про сирен, но не верил, что они существуют. В ту тропическую ночь, в открытом море, далеко от Антильских островов, жара стояла адская. Ничто не нарушало моего первого сна. Судно плыло с попутным ветром, и дружелюбное море качало его, как детскую люльку. Издалека за кораблем следили звезды, и столько их высыпало, что небо походило на золотой вихрь. Но в одном месте, в глубокой тени, вспыхнул и погас свет, озарив рыбу из брильянтов. Она извивалась… Я вскочил. Была ли то сирена?;. Но вскочил я, не проснувшись, и лишь много времени спустя заметил, что вот-вот упаду в море. Больше я ничего не видел. Была ли то сирена? У меня есть основания думать, что да. С той ночи я чувствую вокруг тела опаловый свет — то холодный, то теплый, как бывает, когда натрешься ментоловым маслом. Я чувствую себя более привлекательным и… как бы это сказать… во власти стихии. Пусть не смеются надо мной те, кто этого не испытал. И жалеть меня не нужно. Потрите об меня свои руки — обычные руки, без чудес — и увидите, исчезнут ли мои чары и не потечет ли по вашим жилам немного света от той сирены. Но я спрашиваю вас и себя, действительно ли я видел ее. Хоть я не помню ее фигуры, лица и даже цвета ее глаз, я все же утверждаю, что видел. Мы часто просыпаемся, потрясенные тем, что таинственным образом узнали во сне кого-то, чей облик нам совершенно чужд, как облик привидения. К тому же аромат той ночи, теплый воздух, ритмичный танец моря, кружевная тень гамаков… От всего этого воспоминание о трепетном огоньке, который, пробежав по моему телу, мгновенно канул в бездну океана, стало чисто сексуальным.
Лиленд приготовилась аплодировать, но Лестер ее остановил:
— Не прерывай, он еще не кончил. Пожалуйста, продолжайте, все это так интересно, и какая у вас прекрасная память!
— Путешественники рассказывают, что муравьи пожирают сирен, заблудившихся в тропических широтах и выброшенных на прибрежные дорожки, где растут бананы и колючие кусты. Порой одна из таких сирен, выплеснутых морскими волнами, увлекает с собой миллионы муравьев, и эти муравьи начинают светиться, плавая в бурных водах…
Там, где железная дорога делала большой изгиб, похожий на хвост сирены, Лино Лусеро бродил по шпалам, а устав, присаживался возле одного из путейцев — перемолвиться словечком или просто подремать. Он разваливался на земле, не чуя ног, с ломотой в пояснице, сдвинув сомбреро на затылок; земля словно поглощала его, и близость земли заставляла его говорить. Он охотно работал бы дорожным рабочим, но только ночью. Работать под палящим солнцем слишком утомительно. Путейцы, несколько негров, сверкая белыми зубами и белками глаз, смеялись над лунатиком. Солнце работе не мешает. Печет, конечно, но зато как радостно на душе от солнечного света! Лино чихал от пыли платформ с балластом — из ноздрей выходила сажа. Хотя Лино не работал на путях, он был как путейцы, столько он проглотил черного дыма, извергаемого поездами. Дорожные рабочие, пропитавшиеся дымом и машинным маслом, вечно в тучах песка и дыма, говорили осипшими старческими голосами.
Читать дальше