Марсель Эме - Зелёная кобыла [Роман]

— Войдите! Войдите!

Деода толкнул дверь и сказал:

— Добрый вам день, это я, почтальон.

И он засмеялся, потому что действительно был почтальоном. Он зашел к Малоре не случайно, его привели туда его обязанности почтальона. Утром он отправился в Вальбюисон, а потом, степенно шагая размеренным шагом почтальона, вернулся оттуда с забитой письмами сумкой. Между домами Дюров и Коранпо он немного помочился у изгороди, без особой на то нужды: вот эти-то минуты и записались на некий драгоценный счет (если допустить, что он пришел слишком, рано). Но он не знал этого, ну ничегошеньки не знал, потому что это не относилось к его работе. Хорошие почтальоны никогда ничего не знают, они просто мочатся у изгороди, вот и все. Потом он зашел к Бертье, к Рюзийонам и пошел дальше, как обычно, по тропе между яблонями. Хорошие почтальоны просто входят в кухни и говорят: «Это я, почтальон», — и молодые девушки оказываются спасенными от злого умысла. А все потому, что почтальоны хорошо знают свое дело.

Зеф с сыном злились на него из-за только что испытанного страха, а он спокойно смотрел на них своими фарфоровыми глазами.

— Я запоздал, — сказал он, — но это потому, что поезд опоздал больше обычного. У меня есть письмо для Маргариты.

Жюльетта, поправляя прическу, смотрела на его большую круглую голову, сидевшую у Деода, как и у всех людей, на плечах; в этот момент он наклонил ее в левую сторону, чтобы удобнее было смотреть в почтовую сумку; это так говорится: чтобы удобнее смотреть, а на самом деле просто потому, что он был добрый.

— Деода, мой настоящий друг, вы хороший почтальон!

— Я делаю свое дело, — мягко ответил Деода. — А Маргариты что, нет дома?

Зеф протянул руку за письмом.

— Она одевается, сейчас выйдет, — сказала Жюльетта. — Мне бы хотелось, чтобы вы подождали ее вместе со мной во дворе. Там и отдадите ей письмо.

— Хорошо, малышка; а вам обоим до свиданья. Передавайте привет Анаис.

Жюльетта хлопнула дверью, оставив Малоре одних, и во дворе, на солнце, потянулась.

— Я вас очень люблю, Деода.

— Надо быть поосторожней, малышка, — пробормотал почтальон.

— Вы знаете, я не виновата.

— Надо быть поосторожней, вот и все. Однажды, когда тебе было пять лет, да, точно, пять лет, ты заблудилась и плакала около леса на дороге, что ведет и Вальбюисон, и я привел тебя за руку домой, когда делал свой обход. Если бы жена была еще жива, она бы подтвердила мои слова. Она еще дала тебе тогда грушу. Сорвала с грушевого дерева, что росло возле угла дома, ты должна помнить, это были груши, которые назывались «кюре». Жена любила их.

Из дому вышла Маргарита и обняла Жюльетту.

— У меня есть для тебя письмо, — сказал почтальон.

Маргарита прочитала письмо, сунула его за корсаж, и они втроем пошли вниз по тропе между яблонями. Когда почтальон оставил их одних, Маргарита сказала Жюльетте:

— Тебе не повезло; он пришел как раз в самый момент… ты-то небось думала, что уже все, так ведь?

— Ты же сама знаешь, что я не хотела, и то, что мы приняли меры предосторожности, подтверждает это.

— Это всегда так: не хочешь, а потом оказываешься довольна тем, что случилось, когда это не по нашей вине.

— Тебе нравится, вот за себя и говори, — сердито сказала Жюльетта.

— Ну нет, это скорее как раз твой случай… я-то из всего этого не делаю таких сложностей. Я вот знаю, что ты вбила себе в голову заставить меня переспать с твоим отцом; ну и хорошо, я соглашаюсь, потому что я от этого получаю удовольствие. Не говоря уж о том, что Оноре тоже будет доволен, и я его понимаю…

Жюльетта покраснела, а Маргарита со злостью в голосе добавила:

— Ведь обычно-то с такой женой, как у него, ему от любви не много радости.

— Если ты думаешь, что все мужчины такие, как и твоей семье, то ты ошибаешься. Моему отцу пленить на все, он ни в грош не ставит то, про что ты мне тут рассказываешь…

— Ну это еще как сказать. И потом, почему же ты зашла ко мне в час, а? Вальтье-то должен был приехать только в три.

— Нет, не в три. В час. Я сделала все, как мне сказал мой дядя Фердинан.

Маргарита вытащила из-за корсажа письмо, которое ей вручил почтальон.

— Я только что получила записку от Вальтье. Вот что он пишет: «Моя дорогая неистовая малышка. Твой толстунчик депутат приехать в Клакбю в четверг в три часа пополудни, как мы с тобой договаривались, не сможет…» Ясно? И он просит меня приехать к нему в Париж, куда его вызвали раньше, чем он рассчитывал. Но он говорит: «в три часа».