Марсель Эме: Зелёная кобыла [Роман]

Между тем молва про зеленую кобылу распространялась все дальше и дальше. Подивиться на нее люди шли изо всех окрестных деревень и даже из Сен-Маржлона, главного города округа. По воскресеньям посетители шли к конюшне сплошной чередой. Одуэн стал по-настоящему известным человеком, его торговые дела сразу поправились, и он на всякий случай стал регулярно посещать мессу.

Клакбю гордилась кобылой, благодаря которой в деревне появилось столько посетителей, а на два имевшихся здесь кафе внезапно посыпался золотой дождь. Поэтому Одуэн решил выдвинуть свою кандидатуру на муниципальных выборах и, пригрозив двум владельцам кафе, что продаст свою зеленую кобылу, получил от них поддержку, оказавшуюся решающей.

Некоторое время спустя один преподаватель Сен-Маржлонского Императорского коллежа, корреспондент Академии наук, тоже приехал взглянуть на зеленую кобылу. Потрясенный увиденным, он написал об этом в Академию. На что один знаменитый ученый с увешанной орденами грудью заявил, что речь идет об обыкновенном надувательстве. «Мне уже семьдесят шесть лет, — сказал он, — но я еще нигде не читал, чтобы на свете могли существовать зеленые кобылы: значит, никакой зеленой кобылы и не существует». А другой ученый, почти столь же знаменитый, ответил, что, конечно же, зеленые кобылы существовали всегда и что если бы его коллега взял на себя труд, читать между строк, то встретил бы упоминания о них чуть ли не у всех античных авторов. Спор затянулся, слухи о нем дошли до императорского двора и государю захотелось узнать об этом деле поподробнее.

— Зеленая кобыла? — сказал он. — Это, должно быть, такое же редкое явление, как честный министр.

Он сказал это смеха ради. Придворные дамы хлопнули себя по ляжкам и наперебой закричали, что острота получилась удачная. Она обошла весь Париж, а когда государь предпринял путешествие в Сен-Маржлонский округ, то одна газета поместила статью с подзаголовком: «В краю зеленой кобылы».

Император прибыл в Сен-Маржлон утром и к трем часам пополудни уже успел выслушать четырнадцать речей. В конце банкета его немного клонило ко сну. Он знаком приказал префекту, чтобы тот последовал за ним в отхожее место, и там предложил ему:

— А что, если нам съездить взглянуть на зеленую кобылу? Заодно я бы посмотрел, какие у нас виды на урожай.

Быстро разделались с торжественным открытием памятника капитану Пону, потерявшему голову при Севастополе, и коляска императора направилась в сторону Клакбю. Над полями стояла прекрасная весенняя погода, и император развеселился. Хозяйка дома, наделенная сельским очарованием и грудью по моде той эпохи, привела его в восторг.

Вся скопившаяся на краю дороги деревня Клакбю восхищенно шептала, что все что-то происходит да происходит. Там же скончалось еще полдюжины стариков, которых ради соблюдения приличий придумали спрятать в канаве.

После приветствий Одуэн вывел зеленую кобылу во двор. Император выразил восторг, а поскольку зеленый цвет располагал его к мечтательности, то он, не переставая заглядывать госпоже Одуэн за корсаж, произнес несколько буколических фраз о простоте сельских нравов. Стоя на пропахшем навозом фермерском дворе, он признал за супругой Одуэна слегка будоражившие его воображение могучую грацию и животноводческую осанистость. Фермерша и в самом деле была еще красива, и ее сорок лет почти не были заметны. Префекту хотелось продвинуться по службе, а поскольку в этом ему помогал его недюжинный ум, он без труда разгадал причину государева волнения. Притворившись, будто общение с Одуэном доставляет ему большое удовольствие, он отвел барышника немного в сторону и, чтобы подогреть интерес к разговору, пообещал ему место советника на ближайших окружных выборах. Император же, воспользовавшись этим, завел беседу с женой Одуэна. На его галантное предложение она ответила с подобающей простой женщине скромностью:

— Ваше величество, у меня сейчас крови.

Несмотря на неудачу, император пожелал отблагодарить ее за то, что она сумела понравиться, и сохранил в силе обещание, только что Данное префектом барышнику. Когда он садился в коляску, жители Клакбю бурно захлопали в ладоши, а потом устроили огромный праздничный костер и побросали туда всех оставшихся стариков. Место, где полыхало это историческое пламя, назвали впоследствии Горелым Полем, и там хорошо родился хлеб.

С тех пор в Клакбю пошла новая, здоровая жизнь. Мужчины пахали землю на ладонь глубже, женщины, по мере надобности, сдабривали пищу приправами, мальчишки гоняли девчонок, и каждый молил Бога, чтобы тот соблаговолил разорить его ближнего.