Кришан Чандар - Разбитые звезды

Ночная усталость давила на плечи, стучало в висках, голова казалась налитой свинцом, мучила жажда от выпитого вчера на почтовой станции в Трейте пива. Он то и дело облизывал пересохшие губы, стараясь избавиться от неприятного горького привкуса во рту. И хотя его мутные с похмелья глаза выражали одну лишь апатию, это не мешало ему с большим искусством вести маленькую, рассчитанную на двух человек машину по извилистой горной дороге с крутыми опасными поворотами, потому что он помнил их так же хорошо, как азбуку.

С одной стороны дороги, по которой неслась его машина, высились отвесные скалы, с другой была пропасть, на дне которой виднелись белые завитки пены грохочущей Джхилам. Быстрая езда по горной дороге радостно щемила сердце. Прохладный утренний воздух был напоен ароматами лесных цветов и трав, росших по склонам высоких гор. Какой чудесный, нежный, бесподобный запах! Он воскрешал в памяти губы Нихало и счастливые минуты прошедшей ночи…

В пивной кружке отражались лучи заходящего солнца… Пиво было такое приятное… Где-то далеко в предутренней тишине раздавалась трель соловья… Казалось, тишина и пение соловья перекликались друг с другом… и он никак не мог понять, где кончается тишина и где начинается пение… В лучах восходящего солнца цветы на яблонях были похожи на улыбку Нихало… Ее губы даже после поцелуя оставались невинными. Казалось, ни одна живая душа в мире не может коснуться их. Какое удивительное чувство! Но теперь гостиница осталась далеко позади… Ночью красота Нихало казалась вечной и неземной… Ее губы, ее теплые глаза, ее черные густые волосы, такие же мягкие, как предутренняя тишина. К ним было приколото несколько только что распустившихся яблоневых цветков, таких же нежных, как соловьиная трель в предутренней тишине. И он никак не мог понять, где же начинается тишина и где кончается пение… Но теперь эта гостиница осталась далеко позади и представлялась каким-то райским замком.

Машина петляла по горной дороге, блестевшей подобно серебристой ленте, а в его воображении мелькали губы Нихало, лесные цветы, трель соловья и золотистое пиво. Внизу гневно ревела Джхилам, а на яблонях начали распускаться сотни тысяч бутонов. «Что, если повернуть машину в эту бездонную пропасть и подняться в воздух, как птица?» – подумал он. Едва эта мысль пронеслась в голове, как по телу пробежала дрожь, и он широко открыл глаза.

Он остановил машину у родника и долго умывался, напевая песенку, потом прополоскал горло. Наконец, он почувствовал себя лучше. Опьянение прошло, вкус пива исчез. В глазах засветился огонек. Захотелось есть и пить. Он налил из термоса горячего чая, намазал маслом кусок поджаренного хлеба и начал есть. По телу разлилось тепло, и он почувствовал прилив сил. Усталость начала проходить. Он внимательно, с интересом рассматривал проходящих по дороге людей и проезжающие автомобили, в которых купцы-марвари из Бикенара [1]везли своих толстых жен на прогулку в Пхальгам. [2]

Вот промчалась легковая машина, которую вел европеец. Одной рукой он обнимал жену, которая в этот момент подкрашивала губы; а вот проехал автобус, в котором сидели больные клерки со своими полумертвыми женами. Дети высовывались в окна и страшно шумели… Автобус вел сикх. Чалма его распустилась, и он, казалось, дремал. «А что, – подумал он, – если через несколько миль этот сикх попытается направить машину в пропасть, а на следующий день прочитает в газете небольшую заметку о том, что на Марри Кашмир-роуд произошел несчастный случай: в пропасть упал автобус. Все пассажиры погибли. Шофер едва спасся…»

В этом же автобусе находилась веселая компания пенджабских борцов. Вероятно, кокетство женщин и кашмирские груши привели их в такой восторг. Но разве они знали, что через несколько миль им придется участвовать в необычайном состязании – бороться со смертью. Разве они знали, что скоро они будут кричать душераздирающим криком, как кричат женщины в минуту отчаяния, и полетят в пропасть, как летят на землю сбитые с дерева груши…

Некоторые женщины, сидевшие в автобусе, были в шелковых паранджах, которые шелестели на ветру. У некоторых лицо было открыто. Одна из них, в красивой парандже, сильно, по-мужски, сплюнула накопившуюся от бетеля слюну, которая шлепнулась недалеко от родника. Ему пришлось отодвинуться в сторону.

Мимо прошли три носильщика, на ногах у них были сандалии. Бритые головы едва прикрывали тюбетейки. На плечах они несли большие корзины с солью. Ноздри их раздувались, лица раскраснелись. Глядя на них, он подумал: «Кашмир славится красивыми женщинами и сильными рослыми мужчинами».